Читать онлайн Лариса Титова, Александр Староторжский - В гостях у Паши Кардинала. Ялмонт

© Александр Староторжский, 2025

© Лариса Титова, 2025

ISBN 978-5-0067-3884-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наконец Пашу Кардинала заметили… Устроили выставку его картин в одной из известных галерей… Я пришел его поздравить. Он сидел в инвалидном кресле и улыбался поздравляющим. Их было много. Невероятно много. Я поцеловал его, поздравил и подарил свою новую книжку пьес. Он небрежно сунул ее в карман, схватил меня за куртку, притянул к себе и прошептал: «Суки! Эти картины я нарисовал 40 лет тому назад! Где вы были, идиоты! Мне 70! Я еле жив! На хер мне эта выставка! Вы опоздали, идиоты!»… Я еще раз поцеловал его, осмотрел картины и ушел…

Ну, теперь я испытываю потребность рассказать о Паше и о наших отношениях, которые омрачились лишь однажды. Серьезно или нет- не знаю до сих пор. Мы дружили с ним очень давно, с юношеских лет. Мы познакомились в гостях у Кости Карабаса, известного артиста. Я тогда учился в консерватории, а Паша в Суриковском.

Паша был еще здоров, красив, бешено эмоционален, удивительно оригинально острил, и, естественно, был центральной фигурой. Я не помню, как детально происходила встреча, помню только, Костя Карабас, разыгрывая какого —то яркого гуляку, смахнул со стола все бутылки, рухнул на него и запел..Потом уснул. А мы с Кардиналом (кличка с детских лет) и еще пара барышень, схватили такси и ночь просидели в ресторане Внуково. Это был единственный ресторан в Москве, который работал круглосуточно. После этого мы с Пашей сдружились. Но виделись не часто. Я весело и не без удовольствия работал в театре оперетты, а Пашка заболел. Схватил какой -то вирус потерял способность к передвижению. Больницы, страдания… Ну в общем наши контакты прекратились. Прошло много лет. Мы с Ларисой, моей женой, сняли квартиру в пятнадцати минутах ходьбы от Кардинала. Он жил один. Жена и сын от него отдалились, но не забросили его совершенно. Еду привозили, что-то готовили и уезжали. Как Паша жил, я знал. Он на костылях передвигался по квартире, рисовал, никто его картинами не интересовался, хотя он по интернету рассылал их по всему миру. В общем ему было трудно. И поэтому я решил его навестить. К тому же мне некому было рассказать, что у меня состоялись сразу две премьеры: в маленьком Питерском театре, и в большом Липецком…

Был декабрь. Теплый, снежный… Идти было приятно. Прихожу. Дверь отворилась, и я увидел половину Паши. Он стоял на костылях, ноги лежали за ним. Так что их плохо было видно. Квартира Паши была в страшном забросе, но это не важно. Мы сели за стол, Паша выставил литровую бутылку виски, и мы, смеясь и вспоминая прошлое, выпили по рюмке. Я похвалил его картины, сказал, что не понимаю, почему они не пользуются успехом, и рассказал, что мои пьесы ставят, что происходит это редко, но происходит. Рассказал я об этом потому, что половину литровой бутылки мы уже выпили. Когда Паша услышал про мои премьеры, у него на секунду дико вспыхнули глаза. Но на секунду! Я, пьяный, веселый, предельно благодушный, не обратил на это внимание. Мы выпили еще по рюмке и Паша, вдруг, странно улыбнувшись, сказал:

– Хочешь попробовать кашу по – шотландски?

Я, смеясь, и еле удерживаясь на стуле, согласился съесть любую кашу из его рук. Паша разогрел овсянку, бросил туда масло, а потом налил в нее виски:

– Ешь! – улыбаясь сказал Паша. – Ты обалдеешь!

Я стал есть и очень быстро потерял способность к соображению. Я не понимал, что ел. Это была каша для кого угодно, только не для меня, диабетика, травмированного и набитого лекарствами. Часа в три ночи я захотел лечь спать, но Паша не позволил. Он сказал, что ждет какую —то даму и я, естественно, могу ему помешать. То, что он врал, я не понимал. И вообще ничего не понимал. Я вышел на улицу и не знал, как мне попасть домой. Паша открыл окно и указал дорогу в противоположную сторону. Через час я очнулся, лежа в снегу. Шапка лежала рядом. Я отрезвел совершенно. Небо было темно синим, сверкали звезды. Воздух показался мне райским, свежайшим. Такой прохладный! Такой мягкий! Я встал и обнаружил, что лежал в двух шагах от дома. Рядом с липами, которые летом расцветали желтыми цветами и чудесно пахли.

Лариса, увидев меня, серьезно присыпанного снежком, побелела и не могла говорить. Но это быстро прошло. Я выпил стакан чая и лег спать.

Что хотел сделать со мной Паша? Ну, подумаем… В три часа ночи, зимой, выставить из дома друга, совершенно пьяного, и тоже больного и еле стоящего на ногах… Что это значило? Это значило, что он хотел, чтобы я замерз, и больше не травмировал его своими рассказами о своих премьерах.

Прошло несколько месяцев после Пашиной выставки. И мне попалась заметка, что Пашины картины купил известный африканец, что он забрал Пашу к себе, вылечил его, и теперь у Паши все прекрасно. В Габоне у него есть лошади, жирафы, быки, на которых он гоняет с утра до вечера. Всласть!

Еще мне приснилось, что Паша бродит по райским тропинкам и перекрашивает фрукты и цветы так, как считает нужным! Великому художнику можно все!

…Ох, как мне хочется вернуться в 1976 год! Ужасно хочется! Невыносимо хочется! Но… Ладно! Вспомним что было!

Год 1976! Мне 26 лет. Я только что ушел из театра Оперетты, в котором, не без удовольствия, проработал два года… Там было хорошо, но мне довольно скоро стало скучно… Надо было идти вперед… Куда? Я не знал… А, наплевать! – думал я. Надо оглядеться… Я молод, все еще впереди… И что – нибудь в жизни обязательно получится… Так и вышло!

Пришла зима… И получились Ледяные прогулки… Что это такое? Все просто! Москва в снегу! Солнце, небо голубое! Я одеваю шубу, шапку, кладу в карман бутылку портвейна и выхожу на улицу. Главная часть прогулки начинается с метро Парк Культуры. И дальше, пешком, до площади Восстания.

…Как красива! Как обаятельна была тогда Москва! Широкие проспекты! Машин мало! Воздух чудесный! Иди себе, пей портвейн и мечтай! Ты хочешь стать писателем? Получится! Ты хочешь встретить красивую, милую девушку, которой ты будешь не безразличен? Получится! Ты хочешь попробовать цековское Киндзмараули номер 20? Получится! Ты скоро напишешь великолепную пьесу и тебе за нее дадут кучу денег? (Тогда это было так). Получится! Получится все!

Иду. Вот кафе около Смоленки. Вхожу. Чудесный запах кофе. Продавщица, красивая молодая женщина, кроме кофе предлагает свежие венгерские булочки. Сколько вкуснейшей выпечки было в наших кафе!

Иду дальше. Через час вхожу в дом, где меня ждут. В квартире молодые женщины- актрисы и мой армейский друг, известный актер, Костя Карабас (настоящая фамилия). Он с ходу передразнивает меня и начинается смех, разговоры… Вино – стакан за стаканом. Все ждут, когда я начну выступать. Я начинаю что – то рассказывать, придумывать… Истории одна за другой рождаются в моей голове. Все смеются. Вино кончилось. И весёлый поход за новыми бутылками. Пьем. Я опять рассказываю. Актрисы смотрят на меня с недоумением. Почему я ни за кем из них не ухаживаю? Почему никому из них Саша Староторжский, этот занимательный тип, не делает предложение? Они не понимали, что меня интересует театральная компания, в которой мне было весело. И больше ничего! Да я и сам это не очень понимал. Наконец моя сумасшедшая жизнерадостность гонит меня куда – то дальше. Я прощаюсь, выхожу на улицу, ловлю машину, и через 10 минут я в Театральном ресторане. (У меня сохранился пропуск, благодаря которому я мог туда попасть.) Мест нет. Я покупаю бутылку и стоя пью ее в каком – то углу. Кругом бродят знаменитые артисты – интересно! Одна из артисток смотрит на меня со значением. А почему бы и нет? Я был молод, интересен, прекрасно одет… Что -то она во мне прозревала…

Ближе к ночи начинался хаос. В закрывающийся ресторан с боем врывались театральные люди, но это было обычное дело. Я допивал вторую бутылку, одевался, выходил на Пушкинскую площадь и шел домой. Ночь! Москва ярко освещена! Народу полно! Всем хорошо! Всем весело! Масса счастливых лиц!

Через два часа я дома. От ресторана до дома шел пешком. Сколько сил! Какая могучая радость жизни!

Мама уже спала. Я залезал в теплую ванну и мгновенно засыпал. Просыпался утром, когда вода становилась холодной. Я вылезал из ванны и, дрожащий от холода, укладывался в свою кровать. Спать! Скорее спать!

Утром я пил чай с вкуснейшем сыром и потрясающим хлебом. (Я тогда не понимал, что они такие). И садился за письменный стол. Три, четыре часа работы, и на улицу! Меня ждет Ледяная прогулка! Прощай милый 1976 год! Я благодарен судьбе за тебя!

…Наступило Рождество! Я отметил его с максимальной ответственностью! Выпил стакан массандровского портвейна и три рюмки коньяка. Меня слегка качнуло, но я отнёсся к этому равнодушно… Я привык… И что же мне теперь делать дальше? Душа требовала продолжения празднования… В соседней комнате веселилась компания моей дочери… Жена была с ними… Пили они какую- то странную смесь кока -колы и виски, и что -то ещё из ярких банок… Судя по громкости голосов смесь подействовала на них так, как они и хотели! Прекрасно! Это было мне на руку! Я хотел с крымским вином выйти во двор и продолжить там празднование Рождества. Небо синее! Луна сияет! Звёздочки светятся! Кругом лежит снег! Белейший, чистейший! Москва родная! Я хочу выйти к тебе поближе и подышать твоим воздухом! Но! Если жена увидит куда я собрался, она меня ни за что не выпустит! Начнутся разговоры про здоровье, про лекарства, про режим… Нет, не хочу! И мне повезло! Выскользнуть мне все- таки удалось!

…Я живу на улице Большая Никитская, бывшая улица Герцена, (её переименовали в Никитскую. Герцен, святое имя, как можно было?). Впрочем они и улицу Пушкина переименовали. Задыхаясь от быстрого хода, я вышел во двор. Сел на скамейку и достал бутылку. Открыл её, глотнул и вдруг услышал тихий, мужской голос:

– Не надо, Саша! Не пей!

Рядом со мной сидел незнакомый мужчина в тёплой, чёрной, монашеской одежде. Откуда он взялся?! Я вгляделся в него и с ужасом и восторгом узнал Николая Семеновича Лескова! Меня затрясло, но я спросил:

– Николай Семенович, это вы!?

ЛЕСКОВ. Да, голубчик, это я… Успокойся и слушай меня! Лев Николаевич Толстой прислал меня к тебе, поскольку такие как ты, надежда русской литературы. Дорогой мой, тебе нужно успокоиться! Иначе… Ну ладно!

Лесков вынул из одежды маленькую книжечку и сказал:

– Это мой дневник… Ты тоже там есть… Вот что ты написал вчера, цитирую: Как так? в спектакле по Лескову, нет текста самого Лескова! Этой драгоценности русской литературы! Ну и что они ставят? Это же бред! Безумие! Они сломали все! Вандалы! Варвары! Муд…

Лесков закрыл книжечку и спрятал её, словно в себя самого.

ЛЕСКОВ. Дальше не будем… Дальше- поток запретных слов… Саша, ты свою бутылку поставь под лавку, а я тебе дам другую… Лев Николаевич тебе прислал…

Я сделал, что сказал Николай Семенович, и в руках у меня появилась большая бутыль, совершенно золотого цвета… Она сияла!

ЛЕСКОВ. Открой её… Это просто… И выпей немножко…

Я открыл бутылку и выпил три глотка. Боже, мой! Что со мной произошло! Я почувствовал себя совершенно здоровым, молодым человеком! А главное: совершенно спокойным! Словно лето тёплое расцвело во мне!