И ушки у нее правильные: широкие, полукруглые сверху и сужающиеся в изюмины мочек книзу, не прижатые к голове, как у ганинской Саши, а кокетливо отведенные в стороны, открывающие истомленному мужскому взору все прелести изящной ушной раковинки.
Она прошла вперед, и я проводил ее взглядом. И ножки у нее в порядке – изогнутые от середины бедер, а не от колена, как обычно у корявых хоккайдских красоток, похожих на питекантропов, ковыляющих на вечно полусогнутых. Этот изгиб я обожаю, в нем есть что-то от тугого самурайского лука и от гибкого – с виду податливого, но на деле весьма упругого – ствола молодой сливы.
– Вампирша кривоногая, – пробурчал ей вслед Ганин.
Вот он всегда так – вечно все опошлит, ничего святого для него нет.
– Чего ворчишь?
– Чего-чего… Орехи-то соленые дала!
– Ладно, грызи какие есть. Я за ней не побегу, я уже не в том возрасте.
– Да?
Иронии Ганину не занимать.
Содержимого двух банок «Кирина» – одного «Лагера» и одного «Ити-бан Сибори» – хватило на десять минут. Ганин тоже быстро расправился с бэнто, который он держал на весу над своим драгоценным «Гэйтвеем», боясь обсыпать его рисом или икрой. Разговор особо не шел, оба мы понимали, что в Немуро наговоримся, так как и без слов было понятно, что по крайней мере воскресенье, а то и полсубботы мы проведем вместе.
Теперь надо было попытаться уснуть. Я пощупал телефон, покоившийся в кармане джинсов, помедитировал с минуту и решил не включать его на ночь – может, удастся хоть пару часов покемарить. Я откинул спинку кресла.
– Спать будешь? – поинтересовался Ганин.
– А ты нет?
– Я в поезде спать не могу. Браузить буду.
– Батарея полетит.
– А у меня две запасные есть.
– Предусмотрительный! А как же ты завтра преподавать-то будешь с недосыпу?
– У меня курсы с понедельника.
– А чего так рано поехал?
– Хочу рыбку половить. Мне твои коллеги из немуровского отделения обещали спиннинг дать.
– А, ну-ну…
Я закрыл глаза и сквозь ткань почувствовал, как пытается достучаться до моего сердца проклятый мобильник (символического пепельного оттенка, кстати!). Зуммер я отключил, но и без звука было понятно, что кто-то настойчиво вновь и вновь набирает мой номер – я к этой гадине привык и все ее повадки изучил досконально. Вот и сейчас едва ощутимая пульсация, которую я прекрасно чувствую своей деликатной кожей, сигнализировала о том, что я кому-то понадобился. Дзюнко звонить не должна – время не то, да и настроение я ей испортил. Шурин перебьется, отец спит давно где-нибудь в баре на плече у какого-нибудь специалиста по Бунину. Если это по работе, то она, как говорит Ганин, не волк и может подождать до утра. Так что включать сотовый я до Немуро не буду – пускай старый лис Нисио думает и говорит обо мне все что угодно. Лучшего зама и через пару-тройку лет преемника он себе все равно не найдет, а хорошим замам надо ночью давать спать, хотя бы два часа.
Последним, что я смог разобрать сквозь накатившую от сегодняшнего обилия пива дрему, было радостное пришептывание Ганина по поводу того, что его любимый «Спартак» размазал какой-то «Реал». Я успел только удивиться, откуда у русской команды такое странное романское название – «Реал». На поиски объяснений этого лингвистическо-спортивного феномена сил у меня уже не было, и я отключился.
