– Вообще-то нет, – ответил Тони.
– Если надумаете, вот визитка. Халяль на Рижской, в любое время.
– В любое время?
– Да, так и есть. Пока же, Тони, наденьте это.
Он протянул Тони кольцо.
Антонио медлил.
– Право, не стоит. Я не ношу колец, спасибо.
– Да, надевайте уже, Гомес, такой порядок.
– Какой ещё в пизду порядок, пошли вы на хуй!
И в тот же миг Тони собрался и врезал дяде со всей силы прямо по морде. Тот пошатнулся, он врезал ещё раз, и что было мочи, бросился прочь. Халяль на Рижской, вот ведь суки, крутилось в голове. Сбежал. Беглец был счастлив – пусть на время, но он свободен. А не так уж и плох этот гаджет («Браслет исхода»), подумал Тони, добравшись к ночи на Солянку.
Насколько он помнил, в районе Солянки был в своё время приличный отель с видом на Яузу. Возникнут, наверно, некоторые трудности с оплатой: он хоть и с евро, но вряд ли евро столетней давности теперь в ходу. Однако ж, нет, всё получилось куда проще.
– Вы иностранец? – спросил портье.
– Да, иностранец.
– Есть валюта?
– Криптовалюта?
Таджик кивнул.
– Есть старинные деньги, – нашёлся Тони. – Банкноты евро и монеты. Пойдут, надеюсь?
Пойдут – не то слово. Монеты тем более. По какой-то причине особенно падки на всякого рода антиквариат азиаты, и вообще мусульмане. За пару монет, короче, с изображением Христофора Колумба Тони снял номер. Вполне себе номер: с видом на Яузу, как и хотел, с джакузи, мансардой и местным «вай-фаем», с которым, правда, неизвестно, что делать – айфон ни сеть не ловил, ни сигналы провайдеров. Как и монеты с изображением Колумба, Тонин айфон годился лишь портье на забаву, и то не факт. Антиквариат, словом.
Господи, да он и сам был антиквариатом! С прошлым его связывали лишь обрывочные воспоминания о жизни до эмиграции, ломанный русский таджика, падкого на старинные деньги, и кириллица, выпиравшая отовсюду: с рекламных баннеров, витрин, призывных молитв и дорожных указателей. Тексты были в основном на чеченском, реже – татарском и таджикском (в районах гетто, как понял Тони) и совсем редко (объявления от руки, как правило) на русском. Преобладал, к несчастью, чеченский язык – отвратительный не только на слух, но и визуально крайне неприятный, словно подобранный издевательски набор согласных, чередуемых изредка гласными буквами из родного, казалось бы, алфавита.
Не спалось. Тони вышел на улицу и, поднявшись на Большой Устьинский мост, с грустью отметил, как всё ему похуй. Он словно заболевал безразличием. «А хотелось, не знаю, легкомыслия, что ли», – подумал Гомес, и, плюнув в реку, вернулся в номер.
На ночь он устроился в мансарде – забарабанил дождь – и, поставив на плеере альбом «Animals» TTNG (This Town Needs Guns, группа из Оксфорда) размечтался. Жаль, конечно, что его гаджет, «Браслет исхода», блядь, занялся саморазвитием, явно не предусмотренным изобретательным дворником из книги про мусор. Жил бы в Монтоке себе с Эллой (любовь как отпуск после смерти), а не шатался подворотнями халифата, будь он неладен, спасаясь бегством, надо же, от мудака в тюрбане. Зато не скучно, утешился Гомес. Завтра, как пить дать, прибегут полицейские, а я, выбравшись через крышу и минуя мечеть напротив, дам дёру в сторону вокзала. У Павелецкой меня схватят, но, исхитрившись, я кое-как ускользну из лап исламистов и в последний момент, возможно, запрыгну-таки в вагон поезда «Москва – Воронеж», или какие там поезда теперь ходят в стране победившего путинизма. Приключение, словом. О чём-то подобном он и думать не смел, будучи в Вильнюсе (мучимый болью, любовью, предчувствием) и сочиняя усталых от жизни персонажей.
