– Ничего сложного? – Эфи прикрыла жалюзи и поставила Nada Surf, альбом две тысячи второго (инди-рок-группа из Нью-Йорка, альбом «Let Go»).
– Как бумажный кораблик, Локошту: два транзистора, микросхема и разъём для наушников от разбитого телефона.
– Но здесь нет телефонов, микросхем, и наушники вряд ли есть, они встроены уже в их мозги.
– На заводе закажем.
– Переспать со всем цехом?
Тони будто зациклило. Складывалось впечатление, что он всерьёз собирался вернуть людей (население Монтока, во всяком случае) в состояние ускоренной эволюции. «Это их неизбежность теперь», – заключил он не без иронии, дослушав композицию «Run» в конце третьей по счёту пластинки Nada Surf и проникшись её легкомысленным оптимизмом.
«Означает ли легкомыслие похуизм? – задался вопросом Гомес наутро. Эфи спала. Она согласилась пожить у Тони день или два (а там посмотрим). – Это вряд ли. Легкомыслие, как ни крути, даже по смыслу предполагает работу мысли, а похуисту всё до лампы. Вероятно, не всё, но большей частью. Он вряд ли станет утруждаться общими рассуждениями, предпочитая конкретные и эгоистические интересы».
Удовлетворившись ответом, Тони почувствовал себя скорей легкомысленным: и что ему не живётся? Нет, обязательно надо спасать кого-то. А хотят ли вообще эти люди спасаться?
– Ты же денег хотел заработать, – проснулась Эфи.
– Что толку, Эфи, у нас всё равно нету чипов.
– Продуктов дадут, одежду. Хотя, ты прав – это не жизнь. Как-то унизительно получается.
Но уже к вечеру ситуация прояснилась. Подруга Локошту, Эмили, подсказала, как поступают с этими чипами эмигранты. Они вставляют их нелегально, прибегая к услугам подпольных фирм. Оплата в рассрочку. Всё просто, короче. «Антитеррор» и прочие протоколы, может, и сдерживали исламизацию Запада, но были бессильны перед коррупцией. Не убиваемый рефлекс, сформированный эволюцией одноклеточных, доведённый до совершенства приматами и узаконенный человеком в качестве обыденной практики.
– И что будем делать? – спросила Локошту.
– Не знаю, Эфи. Не для того я отправил нас в будущее, чтобы так унижаться. Ладно бы чипы, контроль и слежка, но взятки, ложь… Всё это было и при жизни. С меня довольно.
– И не исправить?
– Что исправить?
– Твою программу, блядь, мне тоже… как-то не светит тут шататься. «Браслет исхода», или как там она называется.
– Думаю, нет, ведь мы мертвы и я понятия не имею, как устроен тот гаджет для мертвецов.
А ближе к ночи за ними пришли. Два полицейских и собака. Слуги закона.
– Антонио Гомес, Эфи Локошту? – спросили «слуги».
– Да, это мы, – ответил Тони.
– Пройдёмте с нами.
– Мы попались?
– Я сожалею, – кивнул полицейский, тот, что постарше. При нём имелись пистолет, дубинка, шокер и устройство с виду похожее на сканер штрих-кода.
– Сканер штрих-кода? – спросил было Тони.
– Что вы сказали?
– Нас посадят?
– Нет, это вряд ли. Нелегалов, не совершивших иных преступлений, мы не сажаем.
– Их выдворяют, – добавил тот, что помоложе (амбал размером с самосвал).
Локошту сникла: «Прости, Тони».
Их взяли под руки, обесточили дом и наутро отправили ближайшим рейсом кого куда: Локошту в Порту, а Тони в Москву – столицу российского халифата.
В аэропорту его встретил какой-то дядя в тюрбане и с удостоверением сотрудника МИДа. Дипломат был приветлив, подчёркнуто демократичен, но в своём тюрбане и джинсах выглядел мудак мудаком. Он поздравил Тони с возвращением («С возвращением на родину, Антонио Викторович») и справился, не нужна ли ему помощь с оформлением документов.
