Однако радость моя оказалась преждевременной. Гитара наотрез отказывалась играть и никакие мои попытки извлечь из нее что-либо членораздельное, успехом не увенчивались. Отец говорил, что гитару следует настроить, но у меня к тому времени закрался червячок сомнения, что дело вовсе не в настройке. Скорее всего, причина в цене. Разве может пятирублевая гитара играть как настоящая? На этом мой интерес к инструменту пропал, и подарок отца занял почетное место на стенке в углу комнаты.
Я помню времена, когда в начале-середине шестидесятых на летней площадке парка клуба железнодорожников играл духовой оркестр. Солидные дядьки с золотом блестящих труб по выходным и праздникам развлекали праздно гуляющую публику, танцы и праздничные демонстрации непременно сопровождались «медью» оркестра. Облик же самих оркестрантов казался чем-то недосягаемо фантастическим.
Поэтому, когда в классе четвертом мне кто-то предложил записаться в духовой оркестр, я призадумался. Конечно же, к тому времени я уже перерос очарование помпезностью «духовиков», но уже начинал понимать значение денег в этой жизни. И в принятии решения в пользу большой музыки немаловажную роль сыграли меркантильные интересы.
Без духовой музыки в ту пору не обходилось еще одно мероприятие – похороны. Как мне объяснил приглашавший, «лабать жмура», то бишь играть на похоронах очень выгодное дело. Оркестранты брали за свой скорбный труд немалые деньги, а работы то всего – час-два и обчелся, не стоило сбрасывать со счетов и бесплатный обед с выпивкой на поминках. В общем, это оказалось весомым аргументом для моего очередного похода в искусство.
Пожилой, но еще живой руководитель оркестра, всклокоченной внешностью слегка смахивавший на Вольфа Мессинга быстренько протестировал меня на наличие музыкального слуха. Отстучав торцом карандаша по крышке стола бесхитростный мотив матросского танца, я с любопытством разглядывал висящие на стенке инструменты. Какой из них станет кормильцем в будущем моем похоронном искусстве?
Я не допускал мысли, что мне достанется какой-нибудь корнет или тромбон, я согласен был на инструмент попроще, но тот, на котором остановился выбор маэстро, превзошел все ожидания. Им оказался барабан. Да-да, именно тот огромный барабан, который следовало носить на широкой лямке впереди себя. Барабан с медными тарелками и деревянной, обтянутой войлоком колотушкой. И хотя барабанщик в духовом оркестре выгодно отличался среди других оркестрантов, буквально солировал, даже я со своим далеко не маленьким ростом выглядел рядом с этим монстром нелепо.
Этот день оказался единственным, когда я выступал в духовом оркестре.
Двадцать третье февраля всегда отмечался как мужской праздник. Правда во времена моего детства и юности он назывался несколько иначе, но суть его от этого не менялась.
Мои родители гостили у друзей, а мой возраст (уже семнадцать), формально освобождал меня от необходимости составлять им компанию. Вдыхая свежий воздух приближающейся весны, я бродил по пустынным вечерним улицам. В руках тихонько «мурлыкал» приемник, а я прогуливался и неспешно размышлял, пребывая в уютном настроении безмятежного спокойствия и обаянии «Радио Монте-Карло».
Неожиданно ко мне подрулил милицейский мотоцикл, за рулем которого сидел человек в форме, а на заднем сиденье в штатском. Последний, соскочил со своего места и стремительно приблизился ко мне:
