Два часа ушло на уборку. Живущий в хижине (или на корабле) легко может стать жертвой мании чистоты и порядка. Не нужно превращаться в тех несчастных моряков, которые до бесконечности надраивают палубу своего навеки пришвартованного судна и целыми днями наводят красоту в своей застывшей, как картинка, жизни.
Поселиться в сибирской тайге означает не быть погребенным заживо под грудой ненужных вещей. Жизнь в лесу не способствует накопительству. Мы избавляемся от бесполезного хлама, освобождаемся от балласта. Несколько тысяч лет назад кочующие по степям сарматы умудрялись уместить все свое имущество в маленьком деревянном сундуке.
Существует обратно пропорциональная связь между количеством предметов, которыми мы обладаем, и эмоциональной привязанностью, которую мы к ним испытываем. Нож и ружье – единственные друзья таежного бродяги, они бесценны. Вещь, которая сопровождает нас в наших жизненных скитаниях, наполняется смыслом и излучает особенное сияние. Она покрывается патиной прошлого, броней минувших лет. Нужно время, чтобы полюбить каждый предмет из того скудного скарба, которым мы владеем. Любящий взгляд, направленный на нож, чайник или лампу, одухотворяет и преображает их. Природа вещей раскрывается, и мы постигаем тайну их сущности. Я люблю тебя, фляжка, люблю тебя, ножик, и тебя, деревянный карандаш, и тебя, моя верная чашка, и тебя, мой преданный чайник, который дымится, как подбитый авианосец. Снаружи холодно, и дует такой свирепый ветер, что, кажется, если бы не переполняющая меня любовь к этой хижине, она бы развалилась.
По чудом заработавшей спутниковой связи узнаю, что у меня родился племянник. Вечером выпью за его здоровье и поблагодарю нашу планету, которая отныне станет домом для еще одного маленького существа, пусть никто и не спросил ее, согласна ли она на это.
Стихотворение на снегу
За тихую гавань,
За хижину, мою цитадель,
За синицу, скрашивающую мои дни,
За мои воспоминания.
Утро провел за колкой дров. Под навесом выстраивается поленница. Нарубил себе целых десять дней тепла.
Затворничество требует немалых физических затрат и сопровождается расходом энергии. Обычно у нас есть выбор: либо мы поручаем работу машинам, либо выполняем ее сами. В первом случае обязанности по удовлетворению наших потребностей возлагаются на технику. Избавленные от необходимости совершать усилия, мы слабеем. Во втором случае для поддержания жизни мы приводим в действие механизмы собственного тела. Обходясь без помощи машин, наращиваем мускулы и укрепляем кости. Наша кожа грубеет, теряет излишнюю чувствительность. Энергия распределяется равномерно. Теперь она принадлежит нашему телу, а не машинам. Живущие в лесу люди – это автономные электростанции, излучающие жизненную силу. Как только они входят в комнату, их свет наполняет собой пространство.
Вот уже несколько дней, как я замечаю изменения в своем теле. Руки и ноги обрастают мышцами. Правда, как и у всякого обитающего у водоема животного, к тому же потребляющего алкоголь, у меня бледное лицо и слабый брюшной пресс. Но давление снизилось, и сердце теперь бьется медленнее: в моей хижине, где негде развернуться, я учусь совершать неторопливые движения. Мой ум тоже успокаивается. Отшельник, отрезанный от общения, лишенный собеседников c их блестящими сарказмами и парадоксами, становится менее интересным, менее живым и менее остроумным, нежели его городские собратья. Но, уступая им в красноречии, он превосходит их в поэтичности.
