В вагоне забрались только к вечеру, скоротав время в зале ожидания, который мог бы быть и потеплее… Четвёртый класс пассажирского вагона, со сплошными полками – нарами. На них и предстояло спать. Устроились на «втором этаже». Нашим соседом оказался молодой лётчик – офицер, сразу же подружившийся со Стасиком. Сын держал себя при нашем устройстве на нарах, и всё время пути так, словно езда в вагоне железной дороги, которую он видел впервые в жизни, на досчатых нарах для него – самое обычное заурядное дело – все всегда, значит, так ездят… Необычным стало для него отсутствие радио и ставших привычными сигналов воздушной тревоги – просто чего-то не хватало. Это лишение он компенсировал тем, что объявлял её по собственной инициативе сам. Тогда в наступившей тишине вагона раздавался его звонкий голосок: «Глаждане! Здушна тлевога! Здушна тлевога!» «Глаждане» кто смеялся, кто вздыхал: вот вам детские привычки и забавы войны… Но доехали спокойно – без «здушных тлевог», как и в дни моего пребывания в Дзержинске – ни одной не случилось, как на заказ.
Поезд тронулся. Медленно стал преодолевать пятикилометровый пологий подъём до Мызы… Уже полностью стемнело, когда мы проезжали мимо до щемящей груди знакомых с ещё дореволюционных времён мест: станция Кудьма, река Кудьма… Любимое место пикников учителей нашего Каменского «куста» – деревни, сёла: Пруды, Букино, Кменки, Спирино, Гремячка, Зимёнки… В Букине Муся работала учительницей с семнадцатого по тридцать первый год… Бывал и я здесь не раз, на положении гостя… Один год она, ещё не моя жена, преподавала в Каменской школе колхозной молодёжи, чаще именуемов «шэкэем». Я учительствовал в соседней Гремячке. Потом до сентября двадцать девятого в Каменках… В этих местах и сейчас наши знакомые… Спят, небось, мирненько. «Спокойной ночи… А мы, вот, на фронт едем…» Эх! Встал бы поезд хоть на полчасика, что ли – забежать бы, повидаться – попрощаться: кто знает – что у нас там, впереди…
Ехали без особых приключений, спали ночью спокойно, без воздушных тревог… Даже Стасик перестал их объявлять… На третий день пути оказались там, где нужно – в Балашове. Теперь нужно пересесть на поезд до Камышина и ехать до станции с романтическим и загадочным названием «Три острова»… Какие в степи острова?..
Пересадка пересадкой, но и пообедать нужно бы. Пошли в столовую продпункта. Стасик уселся за стол, как большой, деловито и с достоинством. Слегка позабыв о нём, когда с аппетитом стал поедать лапшу – соскучился в вагоне по горячему. По Балашову я нёс сына на руках с удовольствием и гордостью. В белом пуху своей дохи, о ту пору ещё почти новой, румяный, с большими выразительными глазами, Стасик был очень хорош и обращал на себя внимание прохожих…
В ожидании поезда на Камышин пришлось ночесвать две ночи в общежитии для офицеров на вокзале. В конце второй ночи разбудили – наш поезд. На этот раз попали в классный вагон. Это было особенно приятно после «комфорта» четвёртого.
Рано утром вышли на сухопутной остановке «Три острова» – без каких бы то ни было признаков ни островов, ни океана вокруг них. Оказались внутри тёмного помещения станции. В окна скучно заглядывал серый рассвет. Холод… До Самойловки – семь километров. Их так или иначе нужно преодолеть – со Стасиком на руках и со всем хоть и мизерным, но увестстым скарбом. И тут опять, как и в Горьком у вокзала, улыбнулось счастье – в образе начпрода наших курсов старшего лейтенанта Малицкого. После обмена приветствиями счастье сказало, что скоро в Самойловку поедет грузовик родных курсов. На нём и поехали. Жена с сыном где потеплее – в кабине, а я в кузове – освежиться на степном воздухе, а заодно и посмотреть, где же они, в самом деле, – те таинственные острова.
