– Нет! – подавляя в себе возможность срыва, ответил Самир. – Просто я не такой сильный, чтобы остаться один, – слезы катились быстро, несмотря на усилия, прилагаемые Самиром. Он заплакал, закрыв лицо руками.
– Ты же не один! Мы что, умерли, или на войну собираемся? Что за чушь ты несешь! Все будет хорошо. Все у вас здесь есть, все для прежней жизни; и квартира, и дача, и работа, связи, почет и уважение, родственников целая армия. Буквально все. И перестань сводить меня с ума. Мне сейчас это совсем ни к чему. Мне еще с мамой предстоит разговаривать. Так что прекращай! Саида и то выдержала все эти хреновые проводы, без нюнь. Слышишь? – Бахруз стал кулаком постукивать хныкающего брата по плечу.
– Саиде хоть бы хны, – взорвался младший. – Она сама как тюль, ищет, на ком бы повеситься, а мне каково будет за всех ответственность нести, – не успокаивался Самир.
– Да что ты впрямь, Самир, – Бахруз растерялся. Он не ожидал, что Самир окажется слабым звеном в процедуре проводов. – Я что, навсегда уматываю, – Бахруз от растерянности уже не подбирал слова. – Надо поехать и попытаться, всего лишь попытаться. Слышишь!? Попытаться!
Бахруз обнял брата, обмякшего на периллах балкона.
– Договорились? Только попытаться, – прошептал на ухо Самиру Бахруз
Самир отходил от переживаний. Слезы отступили.
– И не сажай, Бахруз, там свою попу на «постоянно», тут тоже не плохо. Все налаживается. Слышишь?
– Слышу, Самир, и попе своей прикажу не расплываться там. Да, не ожидал я от тебя такой сцены, а минуту назад, здесь, твои бизнес-планы исходились фейерверками. Ну, ты меня удивил. Да ты живой, Самир, настоящий, – стал подшучивать Бахруз. – А то я уже, грешным делом подумал, что ты – конченый циник. Все, братан, успокойся, все будет как всегда хорошо. «Ну и хорошо, кажись, улеглось», – подумал про себя Бахруз.
Обнявшись, братья простояли так, сохраняя паузу спокойствия, несколько минут.
– Ты только нашим не говори про то, что тут было, особенно Саиде, а то она любит потом все комментировать подкалывая, – успокоившись, попросил Самир.
– Конечно, не скажу, брательник, – ответил Бахруз, – хотя, можно было бы и потрепаться с кем-нибудь, пусть знают, как сильно ты меня любишь! – широкая улыбка осветила лицо Бахруза.
– Да пошел ты черту, Бахруз! – застенчиво улыбаясь, отреагировал Самир.
Бахруз впал в замешательство. Оптимизм Самира всегда нравился Бахрузу, точнее, он был ему выгоден. На него можно было положиться – он был неутомим и неугасаем. Самир любил родных, но по-своему, как-то не затратно для души. Всегда не слишком эмоциональный, но веселый, Самир казался до противности практичен. «Нюни – это не про него», – думали все. А сегодня он был напуган. Он должен был остаться один на один с вероятными событиями, которые пугали не только его, но и самого Бахруза. На минуту Бахруз стал слабым и не уверенным за принятое решение. Ему хотелось все отменить и остаться с родными. «Нет и нет», – приказал себе Бахруз. Решительность восполнилась в нем за долю секунды. «Эмоции проходят, а проблемы назревают», – подумал он. Бахруз сожалел, что взвалил на брата свой сыновний долг, долг, который по закону совести равномерно распределен жизнью между братьями и сестрами. «Он имеет неоспоримое право возмутиться, или хотя бы испугаться, и даже заплакать», – Бахруз оправдал для себя поведение брата.
– Ты должен согласиться с одной истиной, братишка! – заявил Бахруз, потрепав голову младшего.
