Читать онлайн Наталия Ломовская - В объятиях XX-го века. Воспоминания
Благодарности
Выражаю глубокую благодарность моей дочери Ольге Ломовской за её очень серьёзный и объемный вклад в разные аспекты подготовки этой рукописи к печати.
Выражаю также глубокую благодарность моему покойному мужу Л. М. Фонштейну. Эта книга писалась мной, когда он был ещё жив и многие эпизоды, в ней описанные, мы вспоминали вместе. Но его несомненная заслуга в том, что многие события нашей совместной жизни он помнил гораздо лучше меня, имея прекрасную память.
Особую благодарность выражаю редактору рукописи Лине Марковой за её высокий профессионализм, советы и предложения, которые внесли ценный вклад в окончательный текст книги.
Н. Д. Ломовская
От редакции
Воспоминания Н. Д. Ломовской представят несомненный интерес как для широкого читателя, так и для учёных, работающих в разных областях биологии.
Как и ее книга «Биолог Леонид Фонштейн», эти воспоминания являются свидетельством, зачастую документированным, о жизни и деятельности представителей российской научной интеллигенции в области генетики. Данная книга охватывает длительный исторический период – от начала XX-го века до 1980 гг.
От автора
Своим прошлым я стала интересоваться, будучи уже в преклонном возрасте. Трудность этих воспоминаний заключается в том, что большинство свидетелей минувших дней уже скончались и почти не у кого было спросить о том, что я сама уже вспомнить не могла или, скорей всего, просто не знала. Сейчас уже ушел из жизни и мой муж, Леонид Максович Фонштейн, обладавший прекрасной памятью, которая не ухудшилась и в его пожилом возрасте. Но, конечно, он не был свидетелем детских и юношеских лет моей жизни, а тем более значительного периода жизни моих родителей. Трудность этих воспоминаний усугублялась ещё двумя обстоятельствами. Мои бабушка, мама и папа, с которыми я прожила значительный отрезок моей жизни, следовали тогдашним негласным правилам не упоминать детям о своём прошлом. К тому же, некоторые вещи, которые упоминались, могли стереться из моей памяти. А главное состояло в том, что я в течение значительного периода своей жизни сама совершенно не интересовалась своим прошлым. Тут уж вина полностью лежит на мне. Многое из своего прошлого я ещё могла узнать у мамы, своей тёти Вали, папы, когда ослабли цепи советского периода нашей жизни.
Единственное, что я сообразила сделать, так это попросить маму подписать старые фотографии семьи Ломовских. Сохранившиеся фотографии семьи Шаскольских были, главным образом, подписаны. Но и папу, Дмитрия Владимировича Шаскольского, в его последние годы жизни я тоже не расспрашивала о его прошлом и прошлом его выдающейся семьи. А он тоже не выражал никакого желания говорить об этом. Казалось, что старая привычка молчать о прошлом стала очень устойчивой чертой его характера.
Однако главную вину я должна взять на себя, так как я уверена, что он бы всё-таки мне что-то рассказал, увидев мою заинтересованность. Но и он, и я в последние годы его жизни были целиком заняты наукой, его пошатнувшимся здоровьем и решением тяжёлых бытовых проблем.
Эти воспоминания я начала писать урывками и, практически, закончила ещё при жизни моего мужа, с которым мы прожили вместе несколько жизней в течение более полувека. Конечно, его вклад в написание этих воспоминаний очень велик. Он много рассказывал о своей жизни и жизни его семьи до нашей женитьбы, а также помогал мне вспомнить очень многое из нашей с ним совместной жизни. Когда я читала ему написанные мной куски текста он, к моему большому удивлению, не делал замечаний и говорил, что ему нравится то, что я пишу. Я относила это за счёт того, что ему уже просто не хотелось трудиться на ниве воспоминаний, несмотря на то, что он был очень опытным редактором. Однако в это же время, когда я написала большую статью о своей многолетней научной работе, он в одночасье сократил её на десять страниц, при том, что я не могла выбросить из неё ни единой строчки.
Леонид Максович Фонштейн скончался в конце 2014 года, оставив безутешными его жену, дочь, внучку, сестру и других его родственников. Он также остался в памяти своих друзей и коллег. Прервав работу над этими воспоминаниями, я написала книгу воспоминаний о моём муже. Она называется «Биолог Леонид Фонштейн», Биографический очерк, Калифорния, США. 2015–2016. В неё вошли и воспоминания его родственников, друзей и коллег.
При написании окончательного варианта этих моих воспоминаний я, конечно, столкнулась с ожидаемой трудностью, как избежать повторений в обеих книгах. Пока этот вопрос остаётся нерешённым. Никак не избежать!
Сейчас у меня практически остался только один помощник, моя дочь Олечка, которая в ряде случаев помнит больше меня, хотя тоже жалуется на плохую память, унаследованную от своей мамы. Учитывая то обстоятельство, что она занята выше головы, приходится часто прорываться самостоятельно, оставляя нерешенными многие важные проблемы.
В этих воспоминаниях мне хотелось особо оставить память о моих родителях Эмме Григорьевне Ломовской и Дмитрии Владимировиче Шаскольском, перед которыми я испытываю чувство вины в том, что не уделяла им достаточно внимания, будучи занята заботами уже о своей семье и очень напряженной работой после окончания Московского университета.
После длительных размышлений я решилась включить в мои воспоминания отрывки из писем моей мамы своим родителям с Дальнего Востока. Кроме того, в них включены большие отрывки из маминых писем к моему папе, охватывающих период 1948–1949 годов. Последние являются практически подробным дневником событий, происходящих после известной сессии ВАСХНИЛ, окончательно определившей на долгие годы замену классической генетики и других биологических дисциплин на лженауку, затормозившую в большой стране поступательное движение важнейших научных направлений. Моя мама волею судьбы оказалась свидетелем и против её воли участником событий, происходивших в главном учебном и научном учреждении нашей страны – Московском государственном университете.
Моя роль как писателя воспоминаний кончается с окончанием этого труда. Оценивать его предстоит читателям, которые, я уверена, будут иметь свои собственные и, я думаю, самые различные мнения по поводу прочитанного. Ещё, конечно, хочу упомянуть о своём праве писать только о том, что считаю нужным. Вот и все мои краткие размышления, попавшие в раздел книги «От автора».
Невозможно недооценить волшебную силу интернета и помощь людей, сохраняющих память о тех, с кем их сталкивала жизнь, и помещающих свои воспоминания в интернете. Низкий им поклон!
Посвящаю все мои воспоминания моей единственной дорогой внучке Анне Ломовской, неожиданно в возрасте 39 лет в полном расцвете своих творческих сил ушедшей из жизни. Легла спать и не проснулась.
Часть первая
Глава 1
Краткая родословная семьи Ломовских, эпизоды жизни моих близких после революции
Как это ни прискорбно, своим прошлым я стала интересоваться, главным образом, уже в преклонном возрасте. Я считаю это своей виной, так как уверена, что будь я настойчивей, мои родители рассказали бы мне многое из того, о чем в нашей стране (бывшем Советском Союзе) принято было умалчивать. Я не сообразила сделать это тогда, когда времена стали меняться и страх перестал быть определяющим фактором обоюдного молчания. Я даже не удосужилась узнать некоторые вещи из нашей семейной жизни, которые совсем не были обусловлены перечисленными выше причинами.
Родилась я в Москве в 1935 году у Грауэрмана. Так все называли родильный дом на Арбате, который сейчас уже давно закрыт. Такое впечатление, что там родились все дети жителей Москвы в 1930-ые годы, живущих в пределах Садового кольца.
Моя мама, Эмма Григорьевна Ломовская (1910–1985) родилась в Харькове.
Мой биологический отец – Николай Иванович Рябов (1908–1968). Моя мама вышла за него замуж, когда они вместе работали в начале 1930-х годов в Хабаровском государственном педагогическом институте.
Мой приёмный отец (папа) с конца 30-х годов – Дмитрий Владимирович Шаскольский (1908–1990), родился в Москве. От меня с самого моего раннего детства не скрывали, что мой папа – не мой родной отец.
Мой прадедушка по материнской линии – Петр Борисович Книгер (1862–1938). По упоминаниям, он был управляющим угольными шахтами на Украине. Моя прабабушка – жена Петра Борисовича, Софья Григорьевна Книгер. Им удалось в начале 30-х годов приехать к своей единственной дочери в Москву, как я понимаю (это проскальзывало в разговорах взрослых), спасаясь от голода на Украине. Я помню, как я, совсем ещё маленькая девочка, приносила чай старенькому дедушке (так я его называла), когда он уже не вставал с постели, в конце 30-х годов. Моя прабабушка Софья Григорьевна скончалась незадолго до моего рождения.
Мой второй прадедушка по материнской линии – Иосиф (Еселев) Ломовский был учителем в еврейской школе в Мариуполе, на Украине. Они с его женой Эсфирь имели двенадцать своих собственных детей и еще воспитывали приемных. Дедушкины братья, их жёны и сестра, которых я помню: дядя Соломон (бухгалтер) и его жена Лина, дядя Саул и его жена тётя Ганя, дядя Миша и дядя Илья, оба инженеры, сестра Анна. Сведения, прямо скажем, в духе того времени.
Мой дедушка Григорий Иосифович (Гирш Еселев) Ломовский (1886–1942), отец моей мамы, окончил в 1910 году юридический факультет Харьковского Императорского университета (диплом первой степени об окончании университета, выданный декабря 8 дня 1911 года хранится в моем архиве). Поступил он в этот университет, по-видимому, благодаря тому, что существовала квота для принятия в студенты из числа евреев, детей школьных учителей. Способностями, наверное, его бог тоже не обидел. Сумел ли он реализовать в последующие годы его короткой жизни все преимущества прекрасного образования, которое он получил, я не знаю. Думаю, что нет.
Моя бабушка, Любовь Петровна Ломовская (1889–1969), урожденная Книгер, окончила гимназию. Поженились они с дедушкой в 1909 году, а в 1910 году у них родилась дочка, назвали Эммой по имени героини не помню какого-то очень известного в те времена английского или французского романа. До первой мировой войны бабушка ездила в Европу, Швейцарию и Германию, на воды вместе с дочкой. На обратной стороне одной из бабушкиных фотографий, сделанной в Женеве в 1912 году, слово «Женева» выскоблено бритвой. А на лицевой стороне фотографии слово «Женева» (Geneva) осталось, не усмотрели. Люди боялись упоминаний о своем прошлом.
Относительно мамы в детстве. Сохранилась годовая ведомость об успехах ученицы среднего приготовительного класса Ломовской Эммы в 1917–1918 учебном году (Полтава) в частной, с правами мужских казенных гимназий, еврейской гимназии С. М. Гуревич. «Успевает: русский и арифметика, еврейский. Задание на лето: необходимо записаться в библиотеку. Переводится в старший приготовительный класс (младшую группу)».
В 1919 г. у моей мамы появилась родная сестра, моя тетя Валентина Гиршевна (Григорьевна) Ломовская (1919–2005). По паспорту она осталась Гиршевной (отчество в паспортном столе менять отказались), хотя все ее называли Валентиной Григорьевной. По ее короткому замечанию, которое она обронила только во время нашего отъезда в Америку в 1992 г., ее родители, мои бабушка и дедушка, в начале 20-х годов собирались эмигрировать в Америку, но остались в Москве, т. к. она, их младшая дочь, неожиданно тяжело заболела.