– Грешен, что ни говори, грешен, – Константин принял вид смиренного пустынника. – Но ведь как говорится, учись на ошибках, надо было расставаться с ней раньше просто. А ты молодец – разорвал и все, самому не обидно.
– Что ты понимаешь?! Обидно, очень обидно! Ай… много ты понимаешь?! Хотя нет, много. Просто придуриваешься…как же это твое – найти настоящую любовь, и чтобы навсегда, а тут разливаешься – один год и все. Сам-то веришь в такое?
– Не верю… – Константин вздохнул. – Но так ведь оно проще и понятнее, да и как тебя подбадривать?
– Да не надо меня подбадривать, – разозлился Николай. – Я себя виню и поделом. Психанул, испугался, что называется, расстался. А сегодня понял – глупость сделал, надо исправлять. Вот, иду к ней в общежитие, может простит.
– А ты на колени пади и моли, они это любят. Главное в отношениях единство – единство в том, что виноват только ты.
– После расставания с Леной ты стал цинично-невыносим.
– Ну хоть не комфортно-бесчувствен.
– Да и это тоже.
– Пошел ты.
– Ты главное не меняйся, – наконец-то улыбнулся Николай. – Сам знаешь про свои грешки.
– Ой все, не учи меня. Иди лучше, к своей Марине. А куда ты, собственно, идешь? У них занятия уже кончились?
– Нет, еще одно. Но я думал зайти, поговорить, а она сегодня не пришла. Ее соседка, Катя, сказала, что Марина решила не идти сегодня. Еще бы, я так ее обидел.
– Катя? Это которая?
– С вздернутым носиком, та, что на тебя поглядывала…
– О…
– Да что с тобой говорить?
– Ну все, все…иди. Хей! Я дам тебе книгу почитать, чтобы ты не парился – Франс де Вааль, о корнях морали, что в вольере с обезьянами бонобо! Что ж, мне пора. Нагулялся я сегодня, словно вечность блуждал за этот перерыв, а даже не поел. Пора.
Константин широко-ободряюще-снисходительно-прощально улыбнулся Николаю и повернувшись на сто восемьдесят градусов отправился назад по направлению ко входу в университет.
Николай обнаружил себя на пороге общежития, где жила Марина. Он был высоким молодым человеком и, в отличии от пижонства Константина, с его вечно расстегнутым пиджаком на пяти пуговицах, и кедами, носил правоверный пиджак с двумя пуговицами и официально-парадные туфли. Он был довольно симпатичен, но смотря на них с Константином всякий легко улавливал различие между ними – Константин в свои двадцать семь лет сохранил дерзновенно-легкую внешность юноши, благодаря которой его легко можно было принять за двадцатилетнего. Николай в свои двадцать восемь соответствовал возрасту и выглядел куда более зрелым и состоявшимся.
Николай распахнул двери общежития. Конечно, странно, когда преподаватель приходит сюда, но что уж поделать. Странность, косинус – тангенс. Недостаточные поля. Слишком правильный, чтобы понять. Гипотеза больного, задыхающегося Римана. О, здесь ты все найдешь, мой милый друг. X, Y, Z. Но есть и другие! Те, что появились не из пространства, но из времени, в котором плавало крайне необычное сознание. Но Николай… При равенстве углов у основания, противоположные стороны равны друг другу. И в этом его проблема и его суть. Он зашел. Так и есть – консьержка. Она посмотрела на него с тупым безразличием – дескать, ну и что вам здесь нужно, мне-то все равно, но все же. Ее лицо было совершенно пустым. Николай смотрел на ее безбрежно-безразличное лицо и думал, что скрывается за ним. Казалось, будь у него палочка с двумя флажками по краям – он мог бы всунуть ее ей в ухо, вытащить, и флажки повисли бы по обеим сторонам ее головы. Но у него не было такой палочки, да и пустые предметы нет-нет, а возникают против манипуляций с ними. Так что Николай просто показал свое преподавательское удостоверение и сказал куда ему нужно. Опрометчиво? Возможно. Но всегда можно найти объяснение. В этом суть нашего отношения к миру – объяснение есть всегда. Так или иначе. И сей вопрос, что напевали Shirelles – о, будешь ли любить ты меня завтра?
