В памяти нашей гремит война. Книга 1 - страница 4

Если делали уроки в позднее время, зажигали керосиновую лампу со стеклом. Лампы были: семилинейные, десяти и более. Отличались они размерами фитиля. Света было больше, расход керосина тоже возрастал. Не экономно. Чаще пользовались семилинейкой и коптилкой. Несмотря на постоянную занятость, мама находила время, чтобы вечером позаниматься с нами. Рассказывала сказки, читала книжки. Многое из того помню по сей день.

Объёмный журнал в виде амбарной книги с мягкой обложкой. В нём в стихотворной форме рассказы, иллюстрированные цветными рисунками. Так – зелёная лужайка. На лужайке гуляют два жёлтеньких большеглазых цыплёнка. В траве ползёт большой зелёный червь.

Стих: Гуляли мы с братом на нашем дворе и вдруг червяка увидали в траве. Хватай его клювом, я брату велел. Схватили мы разом. И вдруг. Брат мой оглох, а я окривел (оказалась – это была змея).

При керосиновой лампе учились даже чистописанию. Был такой предмет. Тетрадь в косую линейку. Ручка с пером «рондо» для писания буквы с нажимом. Дело вовсе не простое. Требуется длительная, кропотливая работа. Итог – красивый почерк. Навык отрабатывали на тетрадках, изготовленных из листов старой газеты. Линии наносили сами с помощью квадратной линейки. Тогда такие были.

Нынешние ученики письму обучаются шариковыми ручками. Оттого почерк у всех одинаково – плохой.

В свободное время после занятий в школе бежали на улицу. Мороз не мог удержать нас дома. Снега было много, бегали на лыжах, катались с горок на санках, играли в войну. Одежонка не ахти какая. Часто простывали, чем добавляли хлопот матерям. Лечение простое: капли датского короля, барсучий и гусиный жир, ягода малина, прогревание на печи.

Сумерки наступали рано, мама беспокоилась. В село начали забегать волки. Волков не отстреливали – некому было, звери наглели. Собираясь в стаи, проникали в овчарни, душили колхозных овец, коров, уносили домашних собак и даже нападали на людей. Наносили большой урон хозяйству, сеяли страх.

В ноябре, скромно отметили 24-ю годовщину революции, с докладом о положении на фронтах и выступлением художественной самодеятельности учеников школы. 1941 год печально уходил в историю нашего народа и государства.

С фронтов начали приходить похоронки. Печальная весть мгновенно накрывала село. Дети замирали в молчаливом оцепенении, матери, жёны безутешно рыдали. Проклятая война была беспощадной.

Появились первые раненные, искалеченные. Их встречали, с радостью, что живы и грустью. Что осталось оттого совсем недавно молодого, здорового, красивого мужчины. Матери, жёны молили бога, чтобы только сын, муж вернулся с войны живым. Ждали каждую минуту, очень ждали годами, порой всю жизнь. И если приходил солдат с фронта домой, родня, соседи, близкие собирались, стаскивали всё, у кого что есть, чтобы угостить самого дорогого гостя. В числе первых, пришёл наш сосед Соломенников – Вовкин отец, раненный в левую руку: кисть, пальцы неподвижны. Устроился на работу небольшим начальником. Мужчины-фронтовики были в цене. Соломениковы материально жить стали лучше. Мы тайно завидовали.

Ползли слухи о дезертирах с фронта и самострелах. В нашем селе их не было, слухам не верили. Это не укладывалось в детской голове. Отцы для нас были героями.

В школе началась профилактическая вакцинация. Вошь стала врагом номер два после Гитлера. Борьбу вели беспощадно. Мальчиков подстригали наголо. В классах назначались дежурные санитары, обязательно с повязкой на рукаве. В их обязанность входил внешний осмотр каждого ученика перед началом занятий. Проверяли чистоту рук, ушей, состояние ногтей, воротничков рубашек на наличие насекомых. Неряшливых отправляли домой для приведения себя в порядок. Многие ученики панически боялись уколов. При виде фельдшера в белом халате со шприцом приходили в полуобморочное состояние, бледнели. Был нужен пример. Мама подходила к Артуру и говорила: «Вы у меня уже мужчины – докажите». Мы раздевались до пояса и подставляли спины. Артур всегда был первым, я – за ним. Прививки очень болезненные с недомоганием до двух, трёх дней, у некоторых и более.