– Посчитай патроны и подумай, мог ли я стрелять. Или ты думаешь, что я мог одолеть твоего папашу голыми руками?
– Нет, – Джей вытирал слезы и ждал следующего вопроса от деда.
– А вот и мог бы, но зачем мне это? Тут куча свидетелей, его тачка во дворе. Вас, скорее всего, видели. На хрена мне эти проблемы из-за твоего папаши? Отправил его через лес пешком, чтоб этот придурок не застрял на моей дорожке. Свяжется с тобой позже. Когда захочешь, так и увидитесь. – Эрни мгновенно сменил тон из объясняющего на наезжающий. – Чего ты вообще хнычешь, как сука?
– Пап, прекрати! – прокричала резко и настойчиво Мелинда, остановив яростный напор отца.
Старик, как будто опомнившись, недовольно откинулся на кресло и замолчал. Он сгреб все патроны со стола в ладонь и убрал их в карман жилетки. Второй пистолет так и остался лежать на столе. Эрни принялся за самокрутку.
– Хоть сейчас мне не засрите момент.
– Я могу его подержать? – спросил, как будто для формальности, Джей и потянулся к пистолету.
Эрни моментально ударил Джея по руке, схватил пистолет и убрал его за пояс.
– Во-первых, никогда не бери оружие, которое сам не покупал и не заказывал. Твои «пальчики» рано или поздно приманят копов. Во-вторых, чужое оружие берут только от безысходности и только чтобы выстрелить. Так что если не собираешься стрелять, то обойдешься.
– А можно… – Джей уже был на полпути к просьбе пострелять, но Эрни и тут оборвал его надежду, не дав договорить.
– Ни в коем случае. Для развлечения стреляют только в тире. Стрельба – только для самозащиты или за очень большие деньги и то она будет оплачена, но не оправдана. А необоснованная тупая стрельба – это для имбецилов. Ты имбецил?
– Нет, сэр.
– У тебя много денег?
– Нет, сэр, – Джей сам не заметил, как стал отвечать деду, словно они в армии.
– Тянет пострелять?
– Нет, сэр.
– Тогда расслабься и молись, чтобы тебе однажды не пришлось стрелять необоснованно, но еще чаще молись, чтоб не пришлось стрелять обоснованно.
– Да, дед… Сэр… Дед. – Джей выждал немного. – А ты был на войне, верно?
Старик сильно затянулся, да так, что аж пришлось покашлять и похвалить себя за самокрутку:
– Ого, Эрни! А вот это вышло щедро, – он еще покашлял, постукивая себя в грудь одной рукой, а другой показывая, что сейчас ответит на вопрос внука. – На войне не бывают, там служат и умирают. Пойми, войны не заканчиваются, их останавливают. Кому везет – возвращаются домой с орденами, воспоминаниями и кошмарами, кому не очень везет, возвращаются домой по частям и по записям в некрологах. Вообще это странная штука, когда убийцы находят повод для гордости. Ай, на хрен это все. Был или нет, говорить там не о чем, только вспоминать. Я еще не так стар, чтобы сидеть и вспоминать ужасы. Если меня ебнет маразм, надеюсь, он сотрет воспоминания, чтобы я сидел и молчал, а не трындел как придурок где, что и как было. Терпеть не могу воспоминания, ностальгию и все это дерьмо.
– Но мама говорила, что у тебя много историй из Галвестона про сухой закон, про мафию.
– Хватит использовать это дебильное слово! Никто в Галвестоне так не говорил. Его придумали репортеры, чтобы заголовки смотрелись красивее, а тупые позеры и шпана подхватили это дерьмо, как сраный туберкулез. Как-нибудь в другой раз, когда настроение будет, или ты не засрешь кресло моей жены, или твой папаша, как обычно, не засрет все в радиусе двадцати лет.
