За нами захлопнулась с грохотом дверь, я услышала хруст стекла под ногами и понурив глаза увидела разбившуюся рамку. В ней наша свадебная фотография, где мы счастливые стоим у алтаря.
Я медленно потянулась к фотографии, аккуратно подняв рамку с пола, чтобы не порезаться, но мелкие стёклышки впились в ладонь, отчего я лишь поморщилась. Эта боль по сравнению с той, что причинил мне любимый человек – ничто. Она стихнет, рана заживёт не оставив и следа. А вот другая боль оставит шрамы, и будет кровоточить до тех пор, пока не найдётся лекарство под названием: «вера».
Смотря на фотографию, в душе становилось теплее. Надежда спасти, сохранить отношения и любовь снова возвращалась. Я невольно улыбнулась, погладив животик, шёпотом сказала:
– Ваш папа не злой, он добрый и после вашего появления на свет станет всё как прежде. – подняла отяжелевшие веки на него, подумав, что мои слова хоть как-то тронут его сердце и любимый мужчина захочет выслушать меня, поняв кто прав, а кто виноват.
Из глаз Демира сверкала слепая ярость, кулаки сжаты до белых костяшек, а его грудь то вздымалась, то опускалась от лихорадочного дыхания, так что я ощущала его жаркое дыхание на себе. Боялась ли я его в этот момент? Нет. Он мужчина, который во мраке разжёг огонь, показал свет там, где я его не видела. Нашёл тысячу причин, чтобы я жила и расцветала, как женщина и как мама самой настоящей звёздочки.
Не только поэтому я борюсь за правду, но ещё и потому, что люблю его и не хочу, чтобы он страдал веря в ложь.
Сделав шаг вперёд, я встала вплотную к нему, конечно касаясь, только круглым животиком. Почувствовав движение внутри меня, Демир растерявшись, сделал шаг назад. Да, это и для меня стало неожиданным и приятным до слёз радости, которые я придержала, оставив на ресницах. Мои сыночки, мои львята почувствовали папу и толкнули его ножкой, ведь ни разу после той клеветы, Демир не прикасался до моего живота.
Держа в руке свадебный портрет, я начала говорить, смотря глубоко в чёрные глаза, не обращая внимания на его безмолвное бешенство:
– Даже если ты будешь плохим, ужасным и отвратительным для всего мира, я буду смотреть на тебя с любовью. Мне безразлично, что у тебя сложный порой несносный характер. Я абсолютно не против твоих криков, ударов кулаками в стену. Приму все твои ошибки, заблуждения. И каждый шрам, оставшийся на душе или теле, восприму как память о прошлом, а не твоё искажение. – беру нежно его за запястье спускаясь к дрожащей ладони не позволяя отдёрнуть руку. – Я возьму тебя за руку там, где другие повернутся спиной. И молча, обниму, когда со всех сторон будут сыпаться упрёки и возгласы неодобрения. Я останусь с тобой… – заикаюсь, сдерживаюсь, чтобы не взвыть, потому как его взгляд сжигает меня, рвёт сердце на части. – Только ты поверь мне… И дай объясниться…
Демир выхватил из моих рук портрет и со всей силы ударил его об пол, закричав на арабском языке:
– Ветреная, грязная дьяволица!! – оскорбляет меня, схватив пальцами за лицо. – Я из-за тебя пошёл против отца, против наших законов… Думаешь не знаю зачем поехала к этому шакалу или для чего выдумала, что Эрдоган жив? – едко усмехается. – Я всё знаю!
– Отпусти! – убрав его грубую руку и осмелившись, выкрикиваю. – Неотесанный дикарь! – я бы никогда его так не назвала, просто в какой-то момент поняла, что больше не могу терпеть унижения. – Клянусь Аллахом, если ты меня сейчас не выслушаешь и не поверишь мне, то после того, как правда раскроется, я не смогу тебе простить этих унижений! – держась обеими руками за живот, чувствую боль внизу и присаживаюсь на кровать, иначе упаду от ноющих спазмов. Но я терплю, мысленно себе говоря: «Малыши не время сейчас».
