– Агатка…
– Что?
– Знаешь, как бы там ни было… Даже если родители будут против, я все равно выберу тебя. Понятно?
Губ Агаты невольно касается улыбка, а боль, терзавшая каждый нерв еще секунду назад, словно растворяется.
– Димка… – нежно начинает Агата, но тут в ее дверь тихонько стучат. – Слушай, ты извини… Давай завтра договорим. Хорошо?
– Конечно. Спокойной ночи, любимая. Целую тебя.
– Спокойной ночи.
Агата отключает мобильник и открывает дверь. Входит ее мать со следами слез на щеках.
«Если и есть в мире противоположность Вероники Аркадьевны Лазаревой, – думает Агата, – то это – моя мама. Женщина поломанная изнутри. С отпечатком застарелой боли на лице, словно она видела нечто такое жуткое, что отбило всякое желание жить. Чем бы мама ни занималась: на работе ли она, смотрит ли телевизор, или готовит обед – боль находится в ней непрерывно, будто застряла в складочке между ее бровей…»
– Наконец-то угомонился, – говорит Анна и устало садится на диван. Агата прислушивается: пьяные вопли отца стихли и сменились храпом.
– Надеюсь, до завтра проспится, – вздыхает Анна.
– А что завтра? – спрашивает Агата.
– Как это «что»? Годовщина смерти твоего брата. Ты забыла?
– Да, действительно. Вылетело из головы… – Агата садится рядом с матерью и включает телевизор.
– Мне твоя помощь понадобится, – говорит Анна. – Нужно будет заказать пироги в кондитерской, кое-что купить.
– Мам, у меня же завтра экзамен.
– Экзамен… А мне что прикажешь делать? Разорваться?
– Но я даже не знаю во сколько освобожусь. Я тоже не могу разорваться.
– Приглашенные подойдут к двум часам. Одной мне не успеть. Рассчитывала, что отец поможет, но… Никому нет дела до моего мальчика.
– А до меня кому-нибудь есть дело? – перещелкнув несколько каналов, Агата выключает телевизор и отбрасывает пульт. – Позвонила бы Нелли. Уверена, она с радостью тебе поможет. Почему ты ее избегаешь? Она постоянно о тебе спрашивает.
Анна ухмыляется:
– Спрашивает она… Благодетельница.
Агата устало прикрывает глаза и делает над собой усилие:
– Хорошо. Утром я зайду в кондитерскую, сделаю заказ, пироги доставят на дом. А после экзамена буду тебе помогать. Годится?
– Возьми деньги.
– Убери свой кошелек. Отец и так все из дома выносит, еле концы с концами сводишь. Есть у меня деньги.
– Ну, тогда спокойной ночи, – Анна поднимается и идет к двери.
– Спокойной ночи. И позвони Нелли.
– Нашла бы себе нормальную профессию, жила бы как все, – добавляет Анна в дверях, обернувшись через плечо. – Художница… Мне было бы смешно тратить время на такое.
– Конечно, ты ведь большой знаток того, как именно нужно тратить время.
Анна выходит, не ответив. Агата включает лампу, садится за мольберт и принимается бесцельно водить карандашом по ватману. Через несколько минут линии складываются в рисунок: роскошная гостиная, посреди которой находится кошка с изогнутой спиной, окруженная недоумевающими людьми. Агата работает над рисунком, даже не замечая, что давно плачет навзрыд.
«Голубой – страх. Зеленый – спокойствие. Фиолетовый – гнев».
– Оберег меня выдаст, все бестолку! – Вира отчаянно пытается изменить цвет полупрозрачной оболочки, которая окружает ее тело. Чтобы расцветка оболочки изменилась с небесно-голубой – выдающей страх Виры, на зеленый – цвет спокойствия, ей необходимо взять свои эмоции под контроль, перестать волноваться, но Вира впервые в жизни не в состоянии этого сделать. Услышав хлопок входной двери, Вира вздрагивает и замирает. В прихожей загорается свет, раздаются неторопливые, твердые шаги. Входит хозяин квартиры: высокий, сутулый мужчина с хмурым лицом. Ему можно дать около тридцати, но в его пепельных, почти стальных глазах, есть нечто неестественное, что добавляет ему лет двадцать, а то и тридцать сверху. Оболочка, окружающая тело мужчины, излучает мерное изумрудное сияние.
