В поисках диковинных камней Гипербореи - страница 22



А тут и беда к нам пришла. Фома Матвеич, батя мой, имел неуемную страсть к камням. Ему ишшо от деда достался маленький сундучок с разными самоцветными камнями, который он всегда возил с собой. Он любовно перебирал эти камешки – густые темно-фиолетовые аметисты, голубые топазы, изумруды, завернутые в тряпочку, и иногда показывал свое богатство гостям. Но он их никому не продавал, любил их особой любовью и не поддавался на предложения продать хотя бы один камешек. Это была его родовая, как сейчас говорят, коллекция. Вот она и сгубила его. Кто-то по злобе и зависти сообщил властям, что у него, дескать, имеются краденые драгоценные камни в огромном сундуке. Пришли сыскари из органов, забрали сундучок с каменьями и моего отца. Это случилось незадолго до войны, и отца своего я больше не увидел.

Василий Фомич замолчал, вынул из кармана кисет с табаком, свернул из газетного листа самодельную папиросу – «козью ножку» – и закурил.

– Ну а я, видать, не в камень уродился, – продолжил разговор Василий Фомич. – Моя планида охотствовать, лесничать – этим я занимался долгие годы. А теперича вот на склоне лет вернулся в родные места благодаря Петру Калинычу – он обустроил мою жизнь. Он человек особенный во всех смыслах. Камень любит и знает и истории всякие рассказывает – заслушаешься. Вот намедни я своими ушами слышал одну чудную историю, которую он сказывал у одной из копей гостям из Миасса. Будто бы в далекие времена жили у нас племена, где вся власть принадлежала бабам. Они с оружием защищали свое племя от врагов, охотились, добывали пищу, а мужики ихние сидели дома, присматривали за детьми и хозяйствовали, да ишшо наравне с животными носили тяжести. А баб этих ученые прозвали амазонками, потому как были безгрудыми, плоскими, как мужики. Но самое интересное, что они сызмальства натирали свои груди истертым порошком из нашего камня, и будто бы он замедлял рост того, что является гордостью каждой нормальной бабы. Отсюда и камень стал называться амазонским в честь этих чудо-баб. Вот какую сказку поведал Калиныч!

– Я слышал от него эту историю и отношусь к ней серьезно, – вставил я свое слово. – Его знакомый врач даже решил проверить эту легенду, поставив опыты.

– Неужто на девках? Кто же это позволит? – встрепенулся Василий Фомич.

– О, нет! Врач решил проверить действие камня в замедлении роста разных опухолей. А опыты, конечно, проведет на зверьках – мышках, крысах. Дело в том, что в амазонском камне содержится высокое количество элемента рубидия, который якобы замедляет рост клеток. Особенно его много в голубых амазонитах. Вот я и ищу его здесь, чтобы отобрать несколько кусочков для химического анализа. Вот тогда мы, может, доберемся до тайны – откуда брали свой камень амазонки.

– Во-он оно что! – изумился Василий Фомич. – Дело серьезное! Ради него я открою тебе свою заветную копь, неведомую никому. Гаси костер, собирайся и айда за мной.

Через несколько минут я уже шагал за своим новым гидом по лесистому пологому склону Косой горы. Пройдя несколько сотен метров среди густого леса, мы наткнулись на обширную яму с поваленными деревьями и старыми отвалами, проросшими почвами. Зрелище было не из приятных, но у Василия Фомича на лице заиграла счастливая улыбка, как при встрече давнего друга.

– Во-от она, наша копь – Ческидовская! – торжествующим голосом провозгласил он. – Здесь дед мой начинал робить, потом отец, и я ишшо ему подсоблял. Каких только камешков из этой копи не добывали! Золотистые «тяжеловесы», желто-зеленые, как весенняя трава, бериллы, голубые аквамарины. Самые лучшие амазонские камни любого цвета тоже были здесь. Им равных нет – так сказал ученый Ферсман, который побывал у нас ишшо до Первой мировой. Отец водил его по копям, показывал, где что лежит. Ученый тогда закупил у отца многие камни для своего музея. Щедрый и снисходительный с простым народом человек был – сейчас таких не сыщешь. А потом, в двадцатых годах, все копи позакрывали и нас отсюда поперли – музей-заповедник сделали. И мы с отцом эту копь, как говорится, закопали до лучших времен. Может, снова когда-нибудь оживет горный промысел и камни будут снова радовать людей, а не лежать в закрытых ямах. А энта наша копь еще далеко не вырыта – многое из нее можно будет взять. Эхма! – горестно закончил свою речь над похороненной копью Василий Фомич.