В поисках христиан и пряностей - страница 26

. Они перешептывались, мол, их гордому роду не подобает играть в игры. Тем летом 1412 года в своем дворце среди прохладных холмов за пределами Лиссабона принцы Дуарте, Педру и Энрике держали совет. Старшему Дуарте было двадцать дет, младшему Энрике едва исполнилось восемнадцать. Они решили пойти к отцу и попросить придумать что-нибудь более подходящее, что-нибудь, что подразумевало бы «великие подвиги, отвагу, смертельные опасности и пролитие вражеской крови» [99], когда вошел один министр короля. Принцы ему доверились, и он набросал план.

Его слуга только что вернулся из Сеуты, куда был послан получить выкуп за группу мусульманских пленников, захваченных в открытом море. Португальские сеньоры и даже епископы, как и их собратья по всей Европе, не считали ниже своего достоинства временами заниматься прибыльным пиратством, впрочем, не чурались этого и их враги. Мусульманские корсары веками терроризировали Европу; их дурная слава была так велика, что африканское побережье Средиземноморья еще долго будет известно по имени берберских пиратов как Берберия.

Через семь столетий после того, как исламская армия вскарабкалась на южный Геркулесов столб и алчно уставилась на Европу, название Сеута еще сохраняло свой символический смысл. Возвращение ее христианскому миру стало бы актом изощренной мести. А кроме того, указал министр, она была баснословно богата, и добавил, что однажды уже выдвигал эту идею, но тогда король только посмеялся.

К тому времени Сеута превратилась в крупный торговый порт. Ее знаменитые зернохранилища полнились пшеницей, выращенной вдоль Атлантического побережья Марокко. У ее сухопутных ворот заканчивались караванные пути из Сахары, по которым поступали слоновая кость, черное дерево, рабы и золото. Еврейские, итальянские, испанские купцы регулярно заходили в ее порт для торговли. Вдоль берега выстроились фактории, комплексы зданий, в которых купцы жили, хранили свои товары и заключали сделки. Временами накал религиозных страстей возрастал, и жизнь иностранцев становилась затруднительной, но Сеуту едва ли можно было считать рассадником радикалов. Изгнавшая альмохидов из Марокко династия Маринидов объявила джихад против испанцев и оккупировала несколько прибрежных городов, включая сам Гибралтар. Но начиная с 1358 года, когда султана задушил его собственный визирь, Марокко погрузился в безнадежную анархию.

Для принцев – помимо приятных перспектив добычи и славы – довольно было и того, что Сеута город неверных. Троица отправилась прямиком к отцу, но тот опять расхохотался. Несколько дней спустя они попытали счастья снова, на сей раз вооружившись перечнем оправданий и аргументов. Они указывали, что нападение на Сеуту позволит им заслужить рыцарские шпоры в реальном сражении. А еще позволит рыцарям и сеньорам страны попрактиковаться в рыцарских умениях, которым грозит опасность заржаветь, ведь после изгнания мавров и мира с Кастилией они оказались в пагубном положении, когда у них нет врага, с которым можно было бы воевать. Война, по выражению старшего из братьев, «отличное упражнение в оружии, через отсутствие которого были утрачены многие люди и королевства, но которое послужит также, дабы отвлечь наших подданных от праздности, коей недостает добродетели» [100]. Кроме тогo, имея крестьянское население около миллиона человек, Португалия была слишком мала и слишком бедна, чтобы содержать рыцарское сословие в подобающей роскоши, а новый крестовый поход открывал новые перспективы грабежа. И, что равно важно для людей, выросших на богобоязненной рыцарственности, эта война докажет остальному миру, что Португалия так же решительно и громогласно, как и любая другая христианская страна, заявит о своей ненависти к неверным.