– Пожалуй, вы правы, Владимир Андреевич. Тут и спорить не о чем.
– Ну и хорошо, что не о чем, – ответил Филатов поудобнее устраиваясь на диване, чтобы поскорее заснуть.
– Историю я вспомнил. Как раз про купца и тщеславие. Смертельно опасный порок, оказывается. Поведать?
– Сделайте милость, – Владимир Андреевич потёр глаза, отгоняя сон.
– Я тогда медицине только учился и помощником у одного врача подрабатывал. Практиковался. Так вот наставник мой лечил одно семейство. Глава его тоже купцом был, правда не крупным – второй гильдии. Лавку держал. Торговал скобяными изделиями и ещё чем-то, сейчас не вспомню. Люди они с женой достойные, поведения чинного, да и дети тоже. У всего околотка пользовался купец уважением, да и в торговом сообществе репутацию имел отменную. И вот дожил он до юбилея – шестьдесят лет. Солидный возраст, но здоровья был крепкого, поскольку жизнь вёл размеренную и пагубных страстей не имел. Решила тогда купеческая гильдия ему награду у городского начальства выхлопотать за многолетние труды. Прямо к юбилею и успели – медалью на красивой, атласной ленте купца пожаловали. Растрогался старик чуть не до слёз, говорил, что не стоило ради него утруждаться, но по всему было видно, что доволен и горд страшно. А через две недели вызвали нас с доктором к нему домой, только поздно было, пора было батюшку вызывать. Еще через два дня «Вечную память» пропели.
– Что с ним случилось? – спросил Владимир Андреевич. – При чём здесь тщеславие?
– Случилась с ним крупозная пневмония. Дело было зимой, морозы стояли крепкие. Купец медаль на себя повесил, но под тулупом её не разглядишь, вот и катался до лавки и обратно, расстегнувшись, да полы тулупа в стороны раздвинув, чтобы прохожие получше награду рассмотреть могли. И извозчиков просил нарочно помедленнее ехать, чтобы все точно заметили. Переохлаждение, почтенный возраст – вот и всё.
– Поучительная история, – сказал сыщик. – Чего только не случается в жизни! Впрочем, спать пора, засиделись мы с вами.
– Да, пожалуй, – согласился Захаров.
Москва встретила попутчиков запахами копоти и гари, шипением пара, вырывавшегося густыми белыми клубами на перрон, вокзальной толчеёй и наперебой кричащими извозчиками. Диваны первого класса, хоть и были превосходными, но до домашней перины не дотягивали. И всё же Владимир Андреевич превосходно выспался. Только тупая боль в спине чуть омрачала это солнечное утро, но сыщик уповал на своего попутчика, который заявил, что они прямо с вокзала отправятся к Филатову, где проведут очередной сеанс лечения. Доктор настаивал на том, что перерывы в его манипуляциях крайне нежелательны, поэтому без всякого отдыха и промедления они продолжат иглоукалывание. Кроме того, Захаров заявил, что его услуги уже полностью оплачены, а значит всё остальное подождёт. Пациент нисколько не возражал. Ещё в вагоне Матвей Никанорович заметил, что у попутчика две трости и сказал, что может взять одну – сам он разгуливал налегке, без тросточки. Филатов поблагодарил, хитро улыбнулся и отдал железную. Доктор взял и чуть не упал при первом же шаге, но одумался и мужественно терпел, хотя чувствовалось, что управляться с такой тяжестью ему сложно – по сравнению с сыщиком, Матвей Захарович был хлипковат. Лихача нашли сразу, загрузили невеликий багаж и отправились к Филатову.
– Поставьте трость здесь. Нужно отдать вам должное – дотащили, хотя не всякому такое по плечу, – сказал сыщик пропуская доктора в квартиру.
