Они хихикнули, переглянувшись.
– У меня группа в Питере, по всей стране гастролируем и стадионы собираем, – радостно известил он их. – Неужели не узнаете?
Он улыбнулся неестественно широко, словно для обложки журнала.
– Так то в Питере, – усмехнулась девушка.
– И по всей стране, – добавил Слава, огорчаясь, что не покорил ее. – Местная легенда, а вы и не цените.
– Ну не расстраивайся, легенда, – подключилась вторая. – Ты неплох собой… Как звать-то?
– Славка.
– Рая.
– А подружка?
– Ты на Любку не смотри, она у нас в священника влюблена.
– Райка! – вспыхнула Люба и отбежала вперед, но не ушла совсем.
– Правда влюблена? А он женат? – Слава уже в третий раз слышал о священнике и узнавал все более новое и интересное.
– Ему вроде бы нельзя.
Пеструнов оставил девушек, пообещав найти их позже, тем более что Люба совсем утратила к нему интерес, а Рая теперь его не устраивала. После слов о вероятностном сопернике он почувствовал азарт и желание очаровать именно Любу.
Слава прогулялся до противоположного края деревни, где располагался и храм. Никаких позолоченных куполов, богато украшенных витражей – простая церквушка, разве что не деревянная. Он не стал близко подходить, не решил пока, хочет ли побывать там внутри, а развернулся и пошел обратно до дядиного дома. Однако у дома культуры заметил вдруг несколько селян, окруживших никого иного как отца Бориса. Перед священником был стол с кастрюлей, из которой тот черпал суп – он раздавал страждущим еду. Пеструнов хмыкнул, собираясь пройти мимо. По его мнению, это была странная затея с учетом того, что всякий любит бесплатно поесть, а уж в поселке таких навалом. Так и разбаловать деревенских лодырей недолго. Но Славе не удалось уйти, его окликнули:
– Славка!
Рыбакин собственной персоной – тот, кого Славе меньше всего хотелось бы видеть. Один из тех знакомых, которых лучше не знать. Но Рыбакин был одноклассником Пеструнова, и они даже дружили прежде, потому разговор был неизбежен. Приехав сюда, Славка надеялся, что большая часть его бывших товарищей разъехалась, как и поступали выпускники здешней школы, но с «Рыбой» это едва ли было возможно.
– Ты чего здесь? – спросил Слава, неохотно останавливаясь возле бывшего друга, который не знал, что стал «бывшим». Небритый, дурно пахнущий, в каких-то лохмотьях Рыба лишь отдаленно напоминал себя самого, потому задерживаться рядом с ним еще хоть на минуту Пеструнов решительно не желал.
– Да вот, коли бесплатно кормят, че не поесть? – хихикнул Рыба. У него в руках была пустая, но грязная тарелка. То ли он уже получил свою порцию и стоял за второй, то ли принципиально не пользовался водой, чтобы очистить посуду.
– Действительно, – не нашел, что возразить Славка.
– Струнный, ты как у нас, надолго? – заметно оживился Рыбакин. Он почесал нос грязным пальцем, и Слава разглядел на костяшках татуированную надпись «Рыба».
– Нет, – мотнул головой Пеструнов, делая шаг назад от не меньших забулдыг, чем Рыба, что толпились в очереди. – Имя свое подписал, чтоб не забыть?
– Ну да, а то знаешь, как оно бывает…
Слава знал, да вспоминать не хотел. Рыбакин – это была крайняя степень того, каким мог стать и Пеструнов, но он пока, к счастью, умел вовремя остановиться и избежал подобной участи. От алкоголя, правда, было уйти не так-то просто, но Слава старался.
Очередь Рыбакина подошла, он утратил интерес к общению и жадно взялся уплетать полученный суп прямо руками, прихлебывая бульоном. Пеструнова передернуло.
