– О, Ульяна Васильевна, – признал он ее. Старушка была в платке и шерстяной кофте поверх халата, а на ногах при этом – простые тапки. – Не холодно вам?
– Некогда мерзнуть, коли работа стоит, – ворчливо отозвалась та. Слава усмехнулся: вроде и жил совсем не рядом с Ульяной Васильевной, а запомнил ее надолго за строгий нрав и неуемную активность. Будь то праздничные гуляния, грядущие выборы или всеобщий сбор средств на ремонт школы – баба Уля всегда впереди и громче всех.
Она прищурилась, внимательно осматривая куртку Славы. На рукавах у него еще и имелись нашивки с известными рок-звездами разных лет. Бабуля дотронулась до одной из них.
– Ишь ты, страшный какой, – проговорила она. – А ты кто будешь?
– Слава Пеструнов я. Вырос здесь, приехал дядьку навестить.
– А-а, Пеструнов, – стало ясно, что фамилии такой она не помнила, хоть и сделала вид, что узнала. Славка вздохнул. – И кто ты, панк или металлист?
– Ого, какие познания, – уважительно покивал Слава.
– А то, телевизор-то все смотрим, двадцать первый век, – многозначительно произнесла Ульяна Васильевна.
– Да я не тот и не другой, бабушка, альтернативщик я.
– Ох ты, Господи, – перекрестилась старушка и заторопилась уйти за ворота, сетуя себе под нос на помятые цветы.
– Бабуль, а как вам пастырь? – решил узнать он постороннее мнение.
– Пастырь? Это отец Борис? – задержалась бабушка. – Хороший, внимательный. Вне церкви только от людей шарахается, боится будто чего-то. Вот и к Машеньке все никак не придет, а ведь мать просит…
– К какой Машеньке?
– Девочка по соседству, – баба Уля указала на зеленый дом рядом. – Совсем больная, несчастная девочка. Когда в сознании, так сама в церковь ходит, занимается там, а как бес ею овладевает – никому спасу нет. Бедная мать.
Славка утратил интерес к россказням бабушки и сам потихоньку отошел, да продолжил прогулку. Люди тут в поселке казались милее, вежливее, приветливее столичных. Он уж отвык от простоты, что была свойственна здешним жителям. Многие перестали собираться за пределами своих оград, но те лица, что встречались ему по пути, по-прежнему были светлыми, добродушными. Жители большого города одаривали соседей угрюмыми взглядами исподлобья. Славе дышалось в деревне свободнее. И, несмотря на грязь вокруг, отсутствие развлечений и разнообразного досуга, ему нравилось тут. Сколько бы люди ни судачили друг о друге, они готовы были бескорыстно прийти на помощь и постоять горой за своих. И их не волновали материальные блага – большие дома, крутые машины, вещи из дорогих бутиков. Слава внутренне оставался таким же, но ему не хватало этого и внешне, в других людях. Если бы не амбиции и не мечты, он с удовольствием не уезжал из поселка никогда. Устроился бы зоотехником, как хотела мама, встретил достойную женщину, например, из доярок, и родила б она ему четверых ребятишек, не боясь испортить фигуру и не подсчитывая каждую его заработанную копейку. Но тут либо семейное счастье, либо та творческая карьера, которую он построил.
Славка заприметил двух симпатичных девчонок. Одна – пухленькая, другая – стройная. Приглянулась ему вторая, хотя он был не прочь познакомиться и с первой. Никакого у них искусственного загара, никаких накладных грудей, тонн косметики, а здоровый цвет лиц, простая одежда, горящие глаза – то, что надо!
– Девчонки-красавицы, – подкатил Слава к стройняшке, – куда торопитесь?
