Абдур Рахман, Дуранийский вождь, –
о нём история эта.
Хайберские пики милость владыки
славят по белу свету.
И Северу он нанёс урон,
и юг не избег удара,
Но милосердие славят его –
от Балха до Кандагара!
У древних пешаварских ворот
среди бесконечного гула
Кафиры и Курды взирали на суд,
что творил Правитель Кабула.
Он судил сплеча быстрее меча,
быстрее петли скользящей,
Но в свою звезду верил всякий, мзду
Правителю приносящий.
Хиндустанский пёс оскорбленье нанёс
кому-то из правоверных,
И, от гнева слепа, потащила толпа –
на смерть погрязшего в сквернах.
Но Король проезжал там, и он узрел,
что нож занесён над глоткой,
И внял Хиндустанцу великий король,
мольбе его жалкой и кроткой.
И сказал Король: «Я смирю твою боль:
конец твой не будет позорным».
И Начальника Стражи вызвать к себе
велел он своим Придворным.
Яр Ханом звали его. Был слух,
что Яр Хан был рождён вне брака.
Но Король – да продлит Аллах его дни! –
его приблизил, однако.
Горячей кровью пошёл он в отца.
Дауд Шах, почтенный родитель,
Был родом из Дуранийских владык, –
«Бранных Полей Похититель».
Ни рай, ни Ад не могли обуздать
гордыню Яр Хана-Афганца.
И Король решил заставить его
стать палачом Хиндустанца.
«Казни! – он велел. – Благороден твой род,
и примет он смерть без муки.
Не бойся!» – И крикнул, чтоб слышали все:
«У Кафира связаны руки!»
И выступил могучий Яр Хан,
и саблей взмахнул хайберской.
«Великий Король, – он молвил, – изволь:
Кафир уничтожен мерзкий».
Абдур Рахман, Дуранийский вождь,
в Гильзае стяг развевает,
А Север и Юг охватил испуг:
они только рты разевают.
И с Хайберских гор ведут разговор
пушки, воздух терзая.
Ты замер, не дышишь – ты слышишь?
ты слышишь? – песню волков
Абазая!
Смеркалось. Кабул затих и заснул –
от мала и до велика.
Правитель Кабула спросил: «Скажи,
ты не боишься, владыка?
Ты знаешь…» Но, чуя гнев Короля,
