– Нет проблем, – Маштаков улыбнулся, последнее время все менты говорили в таких случаях «нет проблем», кино американского насмотрелись.
– Сам как, Николаич?
– На букву «хэ», Сань… Слышал про косяк с побегом?
– А ты тут каким боком? Это ж мрошники прощёлкали?
– Потом расскажу, не по телефону, – Михе не хотелось бередить поджившее, за работой забылся вроде.
– Ла-адно. Николаич, ты пиво-то пьёшь, я запамятовал? Давай попьём сегодня пивка. Голова болит. Рыбки возьмём.
– Заманчивое предложение, Сань, – Маштаков чувствовал, что вот-вот поведётся, но из последних сил упирался. – Дел дома много.
– Дома? – деланно изумился Кораблёв. – Тебя домой ещё пускают?
– А тебе всё хиханьки…
В кабинет входили смурной Помыкалов с заложенными за спину руками и энергичный Андрейка Рязанцев, щёлкавший браслетами наручников.
– Сань, тут люди подошли, я перезвоню. Ты на работе будешь? Давай! – Миха положил трубку, отодвинул аппарат.
Повернувшись к задержанному, внимательно посмотрел ему в лицо. С Помыкалова за ночь спесь поспала. Во-первых, он протрезвел и смотрел теперь на вещи реально. Во-вторых, менты доказали ему свои возможности.
– Ну что, орёл, понял, что я слов на ветер не бросаю? Сколько тебе дали? Пять?
– Трое суток, – угрюмо ответил Помыкалов.
– Трое? – переспросил Маштаков и почесал в затылке.
Сторонник компромиссов Стас Глазов прислушался к пожеланиям опера, но принципы свои судейские соблюл. И на том спасибо огромное, Станислав Владиславович! Поклон земной!
«Это когда ж у него срок истекает? Вчера задержали, в камеру посадили нынче ночью, в два что ли… Во вторник, в два ночи истекает. Сегодня, завтра, понедельник. Один рабочий день получается и тот понедельник. А в понедельник – дела не делаются. Придётся подналечь в выходные».
– Ну пять и три – разница не принципиальная, – Миха закурил, не предлагая задержанному. – Тепло в камере?
– Хо-олодно…
– А ты как думал? Просто так можно Хоттабыча на хрен посылать? Дим, у нас тут с коллегой вопрос к тебе возник.
Рязанцев сверлил Помыкалова взглядом.
– Какой ещё вопрос?
– Где ты, Дима, приобрёл колёса такие клёвые? Шузы!
Помыкалов, флегматичный от природы, отреагировал вяло.
Но реакция прошла, плеснулась в глазах.
– Чего у тебя ручонки-то затряслись, Дмитрий? – Рязанцев наклонился, сильно схватил Помыкалова за кисть.
– Ничего не и затряслись, – парень пытался высвободить руку.
Маштаков приблизился с другой стороны. Злобный, со сжатыми в щели глазами, с губой подкушенной.
– Быстро снимай ботинки! Ставь на стол! Откуда они у тебя?! Где взял?!
– Купил на рынке, – Помыкалов приходил в себя, обретал уверенность. – Два месяца назад. Ой, больно!
– За сколько? – Рязанцев ещё чуть-чуть вывернул ему кисть.
– Не помню. За шестьсот, что ли. Больно, говорю…
– Отпусти, Андрей, – Маштаков решил, что для первой беседы достаточно.
Колоть Помыкалова было пока не на чем, и парень это понимал, парень неглупый, наследственность у него по части криминологии хорошая. А накинуть ему надо по полной программе.
– Так вот, Дмитрий Сергеевич! – будничным тоном сообщал Миха. – Колёса эти – с преступления. Конкретно, с грабежа на улице Восточной. Слышал про такую улицу? А-а, так ты живёшь там… ну-ну… Где ты был в ночь на первое сентября? Вспоминай, память у тебя молодая, это недавно было…
Помыкалов молчал, по щеке у него ползла слеза, губы дрожали.
Маштаков снова закурил, внушая себе: «Ты чего, Мишка, такие же вот гоблины позавчера тебе чуть в троллейбусе голову не раскололи за невинное замечание. Это он, он работягу нашего грабанул. В нейротравму отправил! Ишь, глазёнки забегали. А если не он, так ему полезно будет. Запомнит, что на всякую силу есть другая, которая до слёз довести может. Урод!»
