– Спасибо, нет, – улыбнувшись, отказываюсь я.
Не люблю всё, что имеет мятный вкус. Но узнаю, что это её личный лайфхак. Кому-то в полёте очень хочется томатного сока, а Майской мятных конфет. А мне вот, всегда хочется обычной минералки с долькой лимона. Но попить я смогу только после того, как обслужу пассажиров.
– Колесникова, один чёрный кофе без сахара средней температуры, и один кофе с молоком в кабину пилотов, – командует старшая, когда мы с тележкой достигаем шторки, разделяющей бизнес-класс и эконом.
На пару секунд теряюсь. Обычно пилотов всегда обслуживает бортпроводник, отвечающий за кухню в бизнесе. Но Калерия поясняет, что Толик сейчас занят пассажиром, а так как пилотам через полчаса после взлёта положен бодрящий напиток, эта задача ложится на плечи ответственного за кухню в экономе, то есть, мои.
Делаю два стаканчика горячего напитка. По интерфону запрашиваю у командира разрешение на вход. Он даёт добро. Сразу же набираю на боковой панели код для входа и только после этого могу открыть дверь в кабину.
Это удивительная возможность понаблюдать за мужчиной, полностью погружённым в управление самолётом. Не то чтобы я планировала заниматься подобным любованием, но всё равно бесстыдно смотрю на красивые губы, волевой подбородок, обрамлённый идеальной трёхдневной щетиной, на руки, переключающие какие-то датчики, на расслабленные плечи, на чуть нахмуренные брови, сведённые у переносицы, когда момент особо важен. И, естественно, на глаза. В солнечном свете они выглядят такими светлыми и яркими, словно впитывают сам оттенок небесного светила, что я даже пропускаю мимо ушей какой-то остроумный комментарий второго пилота.
Капитан скептически гнёт бровь. Закусываю губу, понимая, что уже слишком откровенно пялюсь на Дмитрия.
– Ваш кофе, – наконец-то робко подаю голос.
Ну почему я такая только перед ним? Сама не из робкого десятка, никогда не была той самой девочкой-нежным цветочком из любимых мной сериалов, но присутствие Северского делает меня мямлей. Застенчивой, неуклюжей, глупой. Вот и сейчас даже руки дрожат, когда протягиваю стаканчик второму пилоту, развернувшемуся на мой голос.
– Ты вовремя, спасибо, – ослепительно улыбается Печорин. Он кажется очень добродушным и отзывчивым. Дмитрий же просто игнорирует моё присутствие, общаясь с диспетчерским центром. – Как наши пассажиры?
– Всё спокойно, Андрей Игоревич. На удивление тихие и пока не было никаких претензий. На моей практике это впервые.
– Можно просто Андрей. Что, Яночка, привыкла к более оживлённым рейсам?
– Последнее время летала на чартерах. Сами понимаете, там спокойно не бывает, особенно когда летят обратно из отпуска, – хмыкаю я.
– Может быть, сибиряки спокойнее. Или же их очаровал голос нашего командира, – хлопнув по плечу Северского, смеётся Печорин. – И не подумаешь, что он способен на брифинге посмотреть таким взглядом, что хочется аннулировать своё лётное удостоверение.
Заметно, что они отлично сработавшиеся коллеги. Мне всё ещё непонятно это разделение на команду, и я мысленно обещаю себе выяснить подробности после рейса.
– Капитан, ваш кофе, – протягиваю стаканчик и ему.
– Через пять минут встаём на автопилот, – грозно зыркнув на меня, забирая стаканчик, строго рявкает отчим. – Колесникова, у вас работы в салоне совсем нет, раз вы тут прохлаждаетесь?
И чем я, интересно, заслужила подобный тон? Но это хоть какой-то прогресс. Новая эмоция, заменившая его безразличие. Я согласна даже на это, ведь хуже равнодушия нет ничего.
