В постели с психологом - страница 5



Бояться не надо, душа моя будет рядом

Твои сновиденья до рассвета охранять.


– Засыпай, на руках у меня засыпай… – сквозь закрытые глаза я видела, что он улыбается.

– Я думал, ты уснула.

– А беречь мой сон будешь ты?


Секса в том понимании, в котором его привыкли видеть люди, у нас не было. Но это была самая сексуальная ночь в моей жизни. Большего возбуждения нельзя себе и представить.


Маленькая квартирка, что мы сняли, напоминала мне подвал, в который Булгаков поместил Мастера с Маргаритой. Хотя едва ли можно было найти какое-то реальное сходство этих двух помещений, кроме того, что чувствовала я: «Кто сказал, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!»


Мы въехали в нее 1 февраля. Весь мир отошел на второй план. Я любила и чувствовала, что любят меня. Мы много гуляли. Много разговаривали. Много пили. Много читали. Много занимались любовью.


– Ибо я – первая и я же – последняя.

Я – почитаемая и презираемая.

Я – блудница и святая.


Отложив свою книгу, он снял очки, и я почувствовала его взгляд, а затем проскользнувшие под шелковый пеньюар руки. Я сделала побудительное движение, чтобы отложить и свою книгу.


– Читай, – голос его был спокойным и повелительным.

Я продолжила. Он тоже. С каждой последующей строчкой мой голос срывался все чаще, пока не оборвался, перейдя в стон наслаждения.

– Я – жена и дева.
Я – мать и дочь.
Я – руки матери моей.
Я – бесплодна, но бесчисленны дети мои.
Я счастлива в браке и не замужем.
Я – та, кто производит на свет, и та, кто вовек не даст потомства.
Я облегчаю родовые муки
Я – супруг и супруга.
И это я родила моего мужа.
Я – мать моего отца.
Я – сестра моего мужа.
Поклоняйтесь мне вечно.
Ибо я – злонравна и великодушна.

Я была настолько счастлива, что в какой-то момент испугалась этого. Всякий и каждый считал своим долгом в этот короткий месяц найти возможность сказать мне, что наши отношения ненормальны и не имеют права на будущее. Я взмахивала руками и отгоняла эту чушь. Но, видимо, конформизм в определенной степени был мне присущ, и зерно сомнения начинало медленно прорастать. Мне казалось, что именно я виновата в несчастье его жены, детей и всего мира. Сказав, что мне нужно побыть одной, я уехала.

Это была бесконечно долгая ночь! Несносная. Невыносимая. Уже на полпути от него мне хотелось тут же развернуться и поехать обратно. Сказать, что мне плевать на весь мир, что каждый сам выбирает свой путь и если кто-то решает страдать, то это лишь его выбор, а я выбираю идти по дороге жизни с ним.

Как только наступило утро, я вернулась. Его не было дома. А у меня был для него подарок – «Чтец» Шлинка.


В голове снова все смешивается. Словно я не вспоминаю то проходящее по позвонкам предчувствие неизбежного, а проживаю его вновь. Как если бы я еще не была уверена, чем все закончится.

Я набрала его номер и, когда он ответил, приложила все свои усилия, чтобы максимально беспечно предложить встретиться в городе.

Он взял книгу и сказал, что давно хотел ее прочесть.

– Знаю, – ответила я.


Я говорила. Говорила и говорила без умолку, что жизнь в этом городе мне стала невыносима. Что взгляды людей, их порицание, осуждение, звонки его жены – все это сводит меня с ума. Что нам лучше уехать. Что я готова работать. Готова на все. Только бы быть с ним и подальше отсюда. Он молчал. Смотрел на меня. Но его взгляд был слишком громким.