В тесных объятиях традиции. Патриархат и война - страница 24

«Некорректность» языка явно проступает и в выражении категорий бесплодия для женщин и мужчин. Бесплодных женщин называют č’perk’, songsuz (пропускаем здесь огромное количество метафорических и метонимических обозначений), для мужчин слов такого класса не существует. Предполагается, что мужчина не может быть носителем причины бесплодия, он – «полноценен». Интересно, что сами жены рьяно (и сознательно) поддерживают заблуждение общества относительно её бесплодности, таким образом, ограждая мужа от насмешек, которые наносят символический ущерб всей семье и роду. Здесь снова встает вопрос конфликта практических разрешений и канонических норм, который в принципе не может не вставать ввиду ирреальной категоричности последних111.

В связи с актуализацией за последние десять лет военно-героической риторики внимание привлекает обозначение у людей таких свойств, как смелость и отвага. Женщин, отличившихся этими качествами, называют в порядке высшей похвалы tłamard-k∂neg’, что буквально означает ‘мужчина-женщина’. В аналогичной ситуации, когда речь идет об отважном мужчине, используется тавтология tłamard-tła – ‘мужчина-мужчина’, понимая под этим «настоящий мужчина», биологически и по духовной силе. Такое обозначение маркирует установившееся мнение об исключительно мужском характере доблести и героизма.

«Двойные стандарты» в проявлении любовных отношений для мужчин и женщин отразились в языке через эпитеты и определения. К примеру, есть множество слов, чтобы описать распутство женщины (lerp', boz, pornik, p’č‘ac’ac, tüsp∂rcac, cerk’a ∂ngac, łaxpa, anbaroyakan, mankivoł, lyłlyłvac, ailaservac, t’et’evabaro) и только пара-тройка таких слов, к тому же имеющих универсальное значение, для мужчины (mankivoł, p'č’ac'ac, anbaroyakan).

В продолжение представления целой системы негативно окрашенных установок и предубеждений относительно женщин кажется уместным сказать о придавании «демонических», «злых» черт, якобы неизменно присущих женскому образу (в особенности это касается немолодых женщин). Это устойчивое отношение формируется посредством «букета» слов – jadu, kaxard, sevk’aš, p’∂l∂baxan. Смысл этих слов сводится соответственно к значениям «ведьма», «злая сущность», «черная дьяволица», «ясновидящая-колдунья». Здесь присутствует момент страха перед таинственными женскими силами, перед некой невидимой «интуитивной» властью женщины, которой придаются негативные качества и происхождение. Самая светлая, положительная характеристика для женщины – ‘не женщина, а море’ (K∂neg č‘i – cov a). Здесь актуализируется пафос женской жертвенности, многотерпения, покорности, опять-таки в интересах служения мужчине, семье, роду. Есть еще одна пара положительных женских характеристик, также отражающих глубину иерархии мужчина-женщина: соответствующую представлениям, строго канонизированную женщину называют kadriēl k∂neg. Есть другое слово, отражающее то же представление – n∂st∂c’∂rac k∂neg (букв. ‘посаженная’, усмиренная, укрощенная, приведенная в соответствие с критериями женщина). Обычно так говорят о женщине с совершенным чувством своего места (sense of one’s place), с тонким и точным ощущением «позиции, занимаемой в социальной структуре»112.

Карабахский диалект, кроме жестко дифференцированного воспитания, как в семье, так и во всех социальных институтах, на уровне общественного сознания вносит свой колоссальный вклад в стереотипное восприятие мужчин и женщин. В нем существует обширный диапазон языковых средств, позволяющих раздельно описать мужчин и женщин. Слов, негативно характеризующих женщин (соответственно и установок), как показывает анализ дискурса, гораздо больше, чем таких же слов, характеризующих мужчин. Все это в результате создает фон для такого «гендерного контракта», когда в повседневных практиках демонстрируется высокая степень терпимости и деликатности к мужчине. Причем речь идет как о дискурсивных практиках, так и канонизированном поведении. Очевидно, эти «великодушие» и «доброта» существуют за счет другой половины общества, женщин. Характерно при этом то, что нередко сами женщины выступают проводниками этих идей, принимая активное участие в продуцировании андроцентричного дискурса и ретрансляции фаллоцентричного образа мышления у молодого поколения, таким образом, по сути, формируя общественное сознание.