– Да-с.
– Никуда не отлучался?
– Летом я носил на террасу трубку, которую их сиятельство изволили курить после обеда перед сном на вольном воздухе.
– Вчера носил тоже?
– Носил-с.
– Дверь кабинета оставлял открытой?
– Так точно.
– Когда ты вчера нес на террасу трубку, не встретил ли ты кого-нибудь шедшего по направлению к кабинету?
– Вчера их сиятельство Маргарита Дмитриевна попалась мне навстречу.
– Ее комната в той же стороне, где и кабинет?
– Так точно-с. Они, вероятно, изволили идти к себе.
– Чего я-то расспрашиваю? Придет же в голову такая глупая мысль! – подумал Карамышев и отпустил свидетеля, прочитав ему его показания и заставив расписаться.
Доктор Голь при допросе подтвердил показания Якова относительно количества капель прописанного им лекарства и того обстоятельства, что он действительно говорил, чтобы он был осторожнее, так как это лекарство – яд.
– Скажите, доктор, неужели усиленный прием опиума не сопровождается никакими предсмертными страданиями? – спросил Карамышев.
– Нет, человек просто засыпает мертвым сном.
– Сколько потребно капель, чтобы произвести смерть?
– Это относительно, смотря по организму принимающего.
– В данном случае?
– Капель двадцать пять, тридцать, так как князь принимал опий уже около года, следовательно, привык к нему, раствор же был сильный.
– Мог он почувствовать, приняв лекарство, что доза велика?
– И мог, и не мог. Скорее даже нет, так как лекарство, обыкновенно, глотают, следовательно язык – этот главный орган вкуса, почти не принимает участия.
– Можно ли предположить, что князь был психически расстроен?
– Он был странный человек, но если судить по этому, то каждый из нас сумасшедший по своему.
Так окончился допрос доктора.
Все клонилось к предположению о самоубийстве, так как не было никаких причин к совершению такого преступления над князем со стороны постоянного лица, не говоря уже о близких.
Одно показание Гиршфельда возбуждало сомнение.
Николай Леопольдович показал, что, уезжая третьего дня в Т., он оставил князя совершенно здоровым и веселым.
– Какие поручения дал вам князь? – спросил Карамышев.
– Отвезти письмо брату и фотографические виды племяннице.
– Из-за этого он посылал вас в Т.?
Гиршфельд вспыхнул.
– Он меня не посылал и посылать не мог. Я сам предложил исполнить эти поручения, а поездку предпринял, во первых, желая проехаться, а во-вторых, исполняя желание покойного князя, познакомиться с его больным братом, ныне тоже покойным, и племянницей.
– Извините! – пробормотал Карамышев. – Вам известно содержание письма, которое вы передали покойному князю Дмитрию? – продолжал он допрос.
– Я его не читая, но князь Дмитрий Павлович, прочитав его, сказал при мне своей дочери, что ее дядя собирается подольше погостить у них в половине будущего сентября, значит он писал, между прочим, и об этом.
Дело снова запутывалось, и главный вопрос оставался неразрешенным.
