И для самой себя Ольга ожидала хорошего. Дочь уйдет, руки развязаны, сама – хозяйка. Тогда и Михаила можно со спокойной душой принимать. Не украдкою, не таясь, а брать его в дом и лепить новое гнездо – теперь уж до веку.
Ольга заснула. А Роза лежала, смежив ресницы, все не верилось ей, что эта тишина и покой – взаправду.
Она устала от московской беготни, от дороги. И в доме родном приходилось бывать не очень часто. В школе – интернат. Теперь – техникум. Какой год – у себя лишь наездами.
Лунный свет пробивался в окно, и казалось, дух майской ночи струится в комнату. Бывало раньше, она приносила в дом ветки черемух, сирени, ставила их в банки.
В переднем углу краешек иконы светил, медный оклад его снизу. И сразу вспомнилась бабушка, баба Куля, и нехорошо сделалось на душе. Как она сейчас?
С бабушкой Акулиной – бабой Кулей, отцовой матерью – расстались недавно. Всю жизнь она жила в этом доме, а теперь ушла.
Это случилось прошлым летом, под осень. Роза уехала на практику и месяц не была дома. А вернулась – бабушки нет.
– Где баба Куля? – спросила она у матери. Мать раздражения скрыть не могла:
– Увеялась твоя баба Куля, и Господь с ней.
– Куда ушла?
– А куда ей Господь приказывал, к родной дочери, в Борисы.
– Что случилось?
– Ничего не случилось, – уходила от ответа мать. – Тама у нее родная дочь, а здесь кто? Мне она – чужая тетка. И весь сказ.
– Какая тетка… – заплакала Роза. – Она бабушка наша родная. Она нас с Таней воспитала.
Мать взъярилась. Никогда ее Роза не видела такой злой.
– Она вас воспитала? Да? А я?! Так-то ты с матерью родной?! Отец из меня жилы тянул… Прибрал его Господь… И опять я – пришей-пристебай. Нет, я, я в доме хозяйка! Хоть чуток да в своей воле пожить. Без чужого указу!
– Мама, – просила Роза. – Не надо так. Давай бабушку возвернем. Она – наша родная.
– Нет. Чужая тетка!
Прежде не замечала Роза меж матерью и бабой Кулей каких-нибудь свар. Жили дружно. Отец выпивал. Баба Куля всегда его ругала, держа сторону матери. После смерти отца ничего будто не изменилось. А вот теперь…
– Давай бабушку возвернем, – просила Роза.
Мать заплакала, запричитала:
– Уйду! Сама из дома уйду! Бабка тебе дороже! Вот и живи с ней, а я уйду! Или чего сделаю над собой, нету мне жизни!
Мать плакала редко, и Роза испугалась.
Позднее она не раз просила бабушку вернуть, но все тщетно.
На хутор Борисы, в новое бабушкино жилье, Роза съездила один раз и больше не захотела. Тетка Мария так встретила, такого наговорила, что Роза не знала, как ноги унести.
И теперь, вспоминая о бабе Куле, Роза надеялась помирить с нею мать на свадьбе. Приедет сестра Таня, вместе попросят мать. Помирятся, ведь сколько лет прожили, – считай, всю жизнь. Тем более мать остается в доме одна. А это несладко.
Сейчас, в ночи, в комнатной полутьме, светил лишь оклад иконы, а Богородицу не было видно. И вдруг показалось Розе, что не Богородица там, в углу, а бабушкин лик проступил, улыбчивый, добрый.
С тем и заснула. И уже сквозь сон слышала чьи-то шаги возле дома и говор. Подумалось, что это молодежь пришла сирени наломать. Так бывало всегда по весне. Черемуху, сирень ломали. И приснилось ей, будто тоже весна, ночь и она сидит под черемухой, закрывая губы белой веткой. Хороший сон.
Ольга поднялась до зари. Хоть и верила она соседке, которая оставалась хозяйничать, но хотелось самой все увидеть: скотину, огород – все ли в порядке.
