– Вот и господь. Никакого Кардабона нет. Нет такого города.
– Как нет? – недоуменно воззрилась на внука баба Дуня. – Я помню, она до скольких раз говорила: Кардабон. Митревна – живой свидетель.
– Не-ету, – протяжно и настойчиво повторил внук. – Понимаешь, нету. Нету. Нет никакого Кардабона. Обманула она вас, и все.
– Да ты, може, не знаешь, – сказала баба Дуня. – Их, городов, по земле страсть божия.
– А такого нет. Нету, – настойчиво повторил внук. – И вулканов у нас никаких нет. Это я тебе точно говорю, у меня по географии пятерка. Нет у нас действующих вулканов. Только за границей.
– Може, оттуда? – нерешительно произнесла баба Дуня.
– Оттуда не пустят, – решительно возразил внук. – В честь чего это к нам повезут?
– А почему? У нас и хлебец, и молочко, грех жаловаться.
– Ну, ты даешь, бабуня! – Мальчик даже встал из-за стола. – Как тебя убедить. У тебя карта есть?
– Карты? Есть старая колода. Гадаем.
– Какие карты… Карта, карта, географическая. Понимаешь, где города указаны, страны.
Баба Дуня недолго подумала.
– Откель… А може… В чулане погляди. Там старые книжки сохраняются. Еще отец твой учился, Маруся, Ксеня.
Мальчик побежал в чулан и там, в пыли, в старой рухляди, нашел учебник географии с картой, нашел и принес и разложил на столе школьную карту.
Баба Дуня почтительно склонилась над пожелтевшим листком. А внук говорил:
– Вот ты видишь, наша страна. Мы тут живем, на Дону, в Европе. И нигде тут вулканов нет. Вот здесь, – прошел он пальцем длиннючий путь, – на Камчатке, есть вулкан. Но он сейчас не действует. И никакого землетрясения не было. Ведь ты сама понимаешь, если бы было, то в газетах бы написали, по радио сообщили, по телевидению.
– Да нам когда слухать и глядеть…
– Я, я бы услыхал и в газете прочитал, я же газеты читаю. И вот погляди на карту, нет никакого Кардабона. Все города есть, а Кардабона нет. Она и придумала-то какое-то название иностранное. Получше соврать не могла. А вы всему верите.
Баба Дуня шумно вздохнула и отправилась на свое место, к низенькой скамеечке, к вязанью.
– Она слезьми кричала…
– Ну и что? Притворялась, да и все.
– Вот такучими слезьми, – показала баба Дуня, – в горох.
– Она и в кулак заплачет. Притворяется. Пять минут поплакала и заработала. Ей же не только ты подала.
– Все, все. Митревна денег дала, носки пуховые. Валентина платье да туфли неношеные. По всем дворам. Одежей и деньгами, об харчах не говоря.
– Вот так, – вздохнул теперь внук. – За час – десять пенсий твоих заработала. Притворилась, и все.
– Ну да… Притворись, – все же не поверила баба Дуня. – Вот такучими слезами… Взаправдашними.
– А как же артисты притворяются? Надо – и плачут.
– Так то артисты, а это – баба…
– Ох, бабаня, бабаня… Тебе разве докажешь. Обманывают вас кому не лень. И тот пьяница, ты сама говорила, погорелец.
– Ащаул… – засмеялась баба Дуня. – Тот на центральной попался. Милиция его защемила.
– На центральной, да не у вас. А вы тоже подавали.
– Подавали, – согласилась баба Дуня. – А как же… Человек говорит: сгорели, детям негде прислониться.
– Да мало ли кто чего говорит! – разозлился внук. – Разоблачать их надо, и все. А не подавать. Они так и будут обманывать. А вы как маленькие… «Слезьми кричит да слезьми», – передразнил он. – А Москва слезам не верит.
– Так то Москва, – вздохнула баба Дуня. – А мы сами в этих слезах… Господи… Не приведи господь… – Она задумалась, и взгляд ее отуманился. – Не приведи господь… – повторила она, отложила вязанье и стала прибирать со стола.
