Казалось, Герман никак не мог наговориться, он показал ей каждый уголок поместья, рассказал о каждой измененной детали в доме, даже сводил ее на кладбище, где в просторном склепе покоились его предки. Пять новых саркофагов, учитывая, что он забрал из Гамбурга прах своей матери. Рассказал об истории, что поведал ему Алоис перед тем как передать заветное послание и как он хранил ее тайну все эти годы. Жалел он лишь об одном – он ослеп спустя месяц после отъезда священнослужителей, что приехали забрать послание. Будто злой рок настиг и его, дав ему надежду на лучшее будущее его бабушки, взамен отобрав возможность когда-либо убедиться в исполнении своего долга перед ней. Но… он поклялся сделать все, что сможет, протянув ей ключ от ее комнаты, где она жила в девичестве.
– Он оставил здесь все, как было при мне… – поджала она губы, – Приказал прислуге не трогать ничего, лишь вытирать пыль и регулярно менять белье. Знаешь, что он сказал своим детям, когда они узнали, что мы останемся здесь? «Я слепой, безумный столетний старик, владеющий алхимией. Я самый старший в этом доме, и будет так, как я сказал, иначе я вас всех в лягушек превращу!» – нахмурила она брови, пародируя манеру Германа, шутливо ударив кулаком по своему бедру, как тот ударил кулаком по обеденному столу, заставив подскочить хрустальный бокал с вином. – Ему определенно досталась частица моего дара… ты бы видел его коллекцию настоев и снадобий. Еще немного, и он мог бы сотворить лекарство от чумы…
– Хм… это было было бы очень своевременно.
– Как тебе это место? – внезапно перевела тему Беатрис, подняв сверкающие в полумраке глаза ему в лицо, – Ты только посмотри, даже розмариновая клумба на окне все той же формы, что и сто лет назад…
– Теперь здесь прекрасно все… – глухо прошептал мужчина, опускаясь спиной на кровать и увлекая девушку за собой, одной рукой придерживая за спину, а второй медленно приспуская рубашку с ее плеча, – В этой искусной мозаике не хватало лишь одной небольшой детали…
***
Шли к концу третьи сутки их пребывания в поместье. Первое время к гостям относились со снисходительным подозрением, но позже уже вся семья спокойно беседовала за столом и проводила вечерний досуг у камина в компании любимых собак Линды. И пусть Беатрис не решалась признаться остальным в том, кто она такая, несмотря на инстинкты хищника и жертвы, родная кровь все же притягивалась друг к другу. И порой она ловила на себе задумчивый взгляд старшей внучки Германа.
– Знаете… я перечитала ваши записи еще раз и мне кое-что пришло в голову…
– А может будем уже на «ты»? – прокряхтел мужчина, опираясь на трость, подходя к своему креслу после ужина, – Даже Габриэль перестала сторониться вас, а она тяжело привыкает к новым людям.
– Как пожелаешь. – бросила Беатрис, вновь прошелестев тетрадью, – Когда ты только начал терять зрение, я вижу, ты пытался найти лекарство от этого недуга…
– Да… было дело. – отрешенно вздохнул Герман, будто ему самому не было радостно об этом вспоминать, – Меньше резало глаза на солнце, но это все, чего мне удалось достичь. Через месяц я окончательно ослеп. Старость, давление, злой рок… Несмотря на нашу мирную жизнь, каждого, в ком течет твоя кровь, так или иначе коснулась его костлявая рука, прости мне эту гнусность.
– Я подумала, что могу помочь. – тяжело вздохнула она, переварив сказанное внуком, – Теперь.
