Всё до того упростилось, что, ничего не делая, не вставая с дивана, можно совершить подвиг.
«Четыре ступеньки надо пройти – поступок, слово, мысль, чувство. Сначала научимся плохо не поступать, потом – плохо не говорить, потом – плохо не мыслить. И только потом, может быть (а может, и нет), научимся не чувствовать плохо» (Пётр Мамонов). А я с каждым днём чувствую себя всё лучше.
В своё время была уверена в том, что не только стихи – это явно не моё, в телевизоре не окажусь, но и в том, что я найду себя в стане хороших. То, что ты «хорошист» по учёбе, ни о чём не говорит. Я же переросла «хорошиста», став отличницей. При этом по поведению стоял вечный «неуд». Если я «хорошая», будем считать плохая хорошая. С червоточинкой, которую многие путали с изюминкой…
«В каждом несчастии ближнего есть всегда нечто веселящее посторонний глаз» («Бесы», Фёдор Михайлович Достоевский). Когда хоть что-то у тебя начинает получаться, кое у кого горе. Люди, обычно, такие свои заскоки мастерски скрывают. Но есть некоторые особы, которые не только не скрывают свою зависть, но и говорят об этом в лицо. В силу своей токсичности начинают капать в мозг или они с головой не дружат, не могу судить, ибо нет способности сканировать чужую черепную коробку. Капнут яду, и весь день испорчен. Но я могу отзеркалить, ответить той же монетой. Вот такая я «хорошая».
Нашла в прошлом созвучное сегодняшней цитате. «2 февраля 2000 года. Отвратительный день. После такого прекрасного начала. Есть такое сладкое слово – ненависть. Худо твоему врагу – что может быть слаще? Два урока в сумасшедшем доме. Я отказываюсь жить в таком бедламе. И там, и здесь сплошной сумасшедший дом. Когда же лето? Негде уединиться, и утешить меня некому. Такой жизни врагу не пожелаешь. Осталось-то жить, может быть, совсем чуть-чуть. Но увидеть бы перед этим кое-кого в гробу. Кто ко мне пристаёт, враг. Я становлюсь мужененавистницей. Это хорошо. А он и не мужчина вовсе, так, шишка на ровном месте. Жалко ненависть свою тратить на такое дерьмо!!!».
Крик души из глуши. О ком речь, без понятия. Кто опять приставал, почему гроб мерещился свой и чужой? Грешно, смешно, но факт, что было, ибо оно задокументировано. Вот такой «хорошей» я была 24 года назад.
«3 февраля 2000 года. Осень. Дни якутской литературы в Москве. Я пролетаю. Видимо, придётся ждать 200-летия… Ненавижу мужчин, от них одни неприятности. Каждый раз, как его увижу, меня душит злоба и неприязнь. Какой омерзительный человек!».
Боже мой, какая мелочь, какая жалость. Кстати, я знаю, я вижу, что этот самый омерзительный человек читает мои посты. Ненавижу ли я его до сих пор? Что смеяться, не стоит он того. В мире есть много нелюдей похуже. А не прилетит ли мне за эту крамолу? Надеюсь, пронесёт, чай, не в Иране живём, где у женщин нет права голоса не только в том известном смысле, им запрещено подавать голос в общественных местах. Тем более, более доступной, удобной особы, как я, ещё поискать надо. Я уж точно не мужененавистница.
Помнится, во время патруля с ППС, стараясь не отставать от бравых ментов, я развлекала их байками о том, как же сильно я люблю мужчин. Мол, без них эта серая беспросветность обнулила бы меня, бедную. От скуки чего только не придумаешь. «Я так счастлива работать в милиции. Вокруг одни мужчины – какое счастье!». Наши мальчики не в шоке. Они уже успели привыкнуть к моим словесным заскокам. Хотя я в тот день так выразилась, чтоб позлить только одного мужчину, чьи злые круглые глаза блестели через стекляшку дежурки…
