– Раичка, ну у вас и родни, – удивилась Полина Ивановна, – счастье – то какое.
– Да энто ишо и половины нету. Завтря ишо ближние придуть, – с гордостью сказала Раиса. – Мы кадысь с маманей считали, дак боле 300 душ, ну энто с маленькими дитями и школьниками, а кабы б ишо не мерли, ишо б боле було.
– Можа, хто хоча подвечерить, дак давайте стол сберем? – спросил дед Осип.
– Дак не, какая ж вечеря и к причастию, и к мированию, и к кресту хочим подойти, – возвразила Аринина сестра Марфа. – Да мы ишо со вчерашнего дня ни чиво не ядим. Можа, тольки дитям што дать, им ишо не такой грех.
– А я ж про дитей и гутарю, им хочь сыты навесть нихай похлебають, – подчеркнул дед Осип, – нихай подъедять, а то и до церквы не дойдуть, – усмехнулся дед, – а завтряи к службе у церкву, а потом на ярморок.
Отвечерявших детей, молодых племяшей и внуков дед Осип начал отправлять на ночлег к двум отдельным сынам и к двум замужним дочкам, живущим отдельно в хуторе.
Кто постарше и совсем старые остались у хате Осипа. Всем хватало места и на лавках, и на земляном полу, устланным коцубейками, полушубками и «куфайками».
Для детей «Ярмарок» – это было самое главное развлечение, они его ждали целый год. Предприимчивые спекулянты из Луганска, из Миллерово да и других городов привозили столько самодельных сладостей, что у степных дикарей глаза разбегались, они целый год копили по копеечке собирали, зарабатывали, а тратили на празднике за считанные минуты. Спекулянты выворачивали из своих мешков кучами конфеты, леденцы на палочках: петушки, красные звездочки, желтые и красные паровозики, конфеты в красивых ярких обертках, пряники – коники, пряники – птички, белочки, зайчики, ведмедики-медвежата.
Спекулянты не забывали и взрослое население. Для них везли «мануфактуру»: ситец, сатин, бязь, батист, куски бастона и драпа, разобранные и отутюженные из распоротой старой одежды, парусиновые тапки, хромовые сапоги, валенки и галоши, платки, полушалки, шали и много разной мелочевки, свечи, клей…
Спекулянты приходили на прицерковную площадь раньше прихожан и выстраивались в торговые ряды.
Проснувшись рано утром в хате Осипа, все засуетились наряжаться во всё самое лучшее, заранее приготовленное. Пришли дети, молодые племянники, сыны с невестками и внуками, дочки с зятьями и внуками. Все были готовы к выходу в церковь и ждали команду деда Осипа, дед перекрестился перед иконами.
– Ну, с богом! Давайте выходить, пока дойдем хоч ишо и рано, но народу будя много. Нынче и у церкву не улезешь, а хочица усем поближе к алтарю, – и со своей семьей и гостями направились к церкви.
– Осип, ишо ш ребяты от быков не пришли, – сказала Арина.
– Ну, нихай, Наташа и Манюшка подождуть их и уместе тады и придуть. Ветерок дуеть и с востоку от и зима будя оттуль: холодная.
Народ уже толпами шел со всех сторон хутора, и Осип подумал: «Надобно б ишо чуток раньше».
Приблизившись к церковному двору, брат Иосифа Григорий встревожено воскликнул:
– Братка Осип, глянь на крышу, какойся человек крясты вон с куполов срубливаить, дак не один, а вон ишо два лезуть, – глянул на брата в недоумении.
– Грец их знаить, прости господи, таперича што ни день, то новость. Зараз усё узнаем, – сказал Осип, приближаясь к дверям церкви, перекрестившись перед храмом и еще раз перекрестившись перед самой дверью в церковь, «отвесили» глубокие поклоны. Из двери навстречу им вышел человек в военной форме с иконой Николая Угодника.
