– Цыц, Никифор, а то ишо с партии выключим. По чужим бабам бегаешь, да ишо збираися незаконные празники празнывать, – Иван Пруцак оглянулся на военных, стоявших вдали от костра, куривших папиросы. – Я табе попразную, будешь коло церкви дежурить целый день.
– А можа ты мине запрятишь и на свою бабу лазить, тады кастрируй как подевника, – возмутился Никифор.
– Вот договорися, сключим с партии, и уся катрация, – остановил разговор парторг колхозной ячейки.
Этикет взаимоотношений прихожан не был нарушен столь необычным, неприятным событием. Они здоровались с уважением друг к другу, казаки – мужики снимали головные уборы, кланялись и обменивались рукопожатиями. Женщины, здороваясь, делали поклон или кивали головами. Поздравляли с празником друг друга, желали здоровья и благополучия, а с родственниками и кумовьями ещё и обнимались, целуя в щеку.
Уходя домой, проходили верез ряды стоящих спекулянтов.
С пустым карманом или кисетом сильно не разгонишься на покупки. Хуторянам нужно было многое из привезенного товара спекулянтами, но они останавливались только на той покупке, которая нужна была очень и очень необходима, по их выражению – « позарез».
– Арина, а скольки ж у нас унуков? – залезая в карман за кисетом, спросил Осип жену, остановившись возле леденцов на палочке.
– Да уж боля тридцати. Чи тридцать два, чи тридцать три. Осип, да чи ты усем сбираися брать, усамым маленьким возьми, а старшим уже можна ради празника и самогону по стопке улить.
– Ну, тады подсчитай маленьких, – Осип стоял и ждал, когда Арина по пальцам пересчитает внуков.
– Аж восямнадцать.– Смотрела Арина на пальцы.
– Два десятка возьму, не обшибусь, – и попросил, чтоб насчитали два десятка петушков. Вот табе и когаты, 20 рублев как и не бувало, ладно, ради празника можна, – успокоил себя (в меру с крестьянской скупостью) Осип.
Положив петушков в тряпичную сумку, они направились домой.
В церковь всегда старались идти вместе всей семьей и гостями, а возвращались кто как, «хто кады управица».
Придя домой, дед Осип перекрестился.
– Ну, слава богу, и причастили, и помировали, к кресту подошли, да хоч ноги домой унясли, – развязывая сумку, бурчал недовольный Осип.
Подозвав внуков, начал раздавать петушков. Те благодарили деда и, улыбаясь, принимались лизать карамельную сладость.
– Манюшка, ходи сюды, вот и табе кочет, – протянул он сиротинушке леденец.
– Спасибочки. А чиво, братка Митюшка не приехал на престол?
– Дак на шахтах там другой порядок, можа, он сычас уголь ковыряить, там дюже на празник не смотрють и у празник работають. Кадысь приедя, – успокоил, поглаживая Манюшку по голове.
На базу сыновья, зятья и внуки ставили столы, расставляли лавки и табуретки. Дочки, невестки и внучки сервировали стол. Когда стол был накрыт, Осип начал приглашать всех за стол. Все усердно крестились, кланялись и садились за столы плотным кольцом. Каждому клали деревянную ложку, а угощения были в общих чашках и тарелках. Разнос со стопками и самогон в бутылках, заткнутых куском сухого кочана кукурузы, стояли перед дедом Осипом, перед хозяином.
Когда все уселись, он налил в стопки самогона и начал разносить по кругу, угощая. Кто хотел выпить, брал стопку с разносаяя. выпивал и стопку ставил на разнос, кривясь или кряхтя.
Выпившие тянулись ложками к чашкам с куриным холодцом, залитым казацким хмелевым квасом и заправленным хреном или горчицей, это блюдо у казаков было самым любимым на мясоедных праздниках.
