За всеми этими внутренними баталиями, пролетели и, отпущенные на подготовку к выставке, две недели. Галерея «У Гамлета» в назначенный день напоминала муравейник, все время кто-то приезжал, кто-то отъезжал, очередь, образовавшаяся за билетами, толкалась и нетерпеливо переругивалась. Приглашенные гости прибывали на роскошных авто, соревнуясь друг перед другом в собственной успешности. Кто-то пришел убить время, а кто-то приценивался, прикидывая сколько и на что готов потратить. Жизнь кипела, разодетая публика ходила по залам галереи останавливаясь возле картин, охая и вздыхая в восхищении. Критики Лаплинский и Богомазов, неразлучной парочкой, бродили от картины к картине цокая языками, что, должно быть, означало высшую степень благосклонности. Официанты всем присутствующим предлагали шампанское и легкие закуски. После закрытия выставки, для избранных, прибывших по пригласительным билетам, готовился банкет, плавно переходящий в торги, в специально отведенном для этого зале. Все сорок девять работ продавались, кроме одной, пятидесятой: расстаться с ней Николос не мог. «Цветок папоротника» он решил оставить для себя. Что-то связывало живописца с этой картиной, какая-то ниточка соединила с ним его душу, словно растение проросло в нем самом этим алым цветком, пустившем внутри глубокие корни.
Гамлет потирал руки: выставка-ярмарка «Реалии и мифы древней Греции» превзошла все ожидания, созданный ажиотаж отозвался звонкой монетой. Никто не мог себе представить, что древнегреческая мифология в руках талантливого художника обретет такой спрос в эпоху «современного искусства». Ажиотаж, во многом порожденный нагнетаемыми слухами (все-таки Гамлет был отличный делец), и прекрасная подготовка выставки, дала свои весомые плоды, сорванные умелой рукой. Все были довольны, одни – выгодными приобретениями, другие – их результатами.
Оставалось подвести черту, разделяющую прибыли каждого по индивидуальным карманам. Но главное, как для художника, было то, что о выставке заговорили в международной прессе, и автор рассчитывал своими работами обрести не только коммерческий успех, но и свое место в пантеоне славы выдающихся деятелей искусства, наряду с бессмертными именами. Ох уж, эти наполеоновские планы, куда же без них…
Глава 6. «Запечатанные уста».
Кардинал Джулиано Делла Ровере по прозвищу «хозяин» снял красную берету, нагрудный крест и сутану, аккуратно разместив все это в громадном шкафу из красного дерева, инкрустированного золотом. Затем достал из чрева деревянного монстра черный гражданский костюм и быстро в него переоделся, став похожим на обывателя. Только, перстень с голубым сапфиром (символ принадлежности к королевскому достоинству) выдавал в нем «превосходительство», государственного секретаря Папского престола. Глянув на себя в зеркало, обладатель кардинальского пурпура убедился, что выглядит неприметно и вполне сойдет за какого-нибудь клерка. Надев лакированные туфли и фетровую шляпу, Джулиано вышел за дверь и, стараясь быть не замеченным, спустился по лестнице в подвал Апостольского дворца. Подойдя к нише в стене он незаметным движением нажал на какой-то механизм, и тяжелая стенка отошла в сторону обнажив тоннель, ведущий в катакомбы древнего Рима. Нащупав сбоку от прохода заранее приготовленный фонарик, епископ, постукивая каблуками по каменной кладке пола, направился знакомым лабиринтом из Ватикана в, окружающий его со всех сторон, Вечный город, прокладывая себе дорогу рассекающим тьму тоннеля светом фонаря.
