Хотя они не так давно расстались, утренний поцелуй был обязателен. Еще Харальду нравилось, когда Эльхена ухаживала за ним, наполняя его тарелку и кубок. Необременительные разговоры — о погоде, планах на день, без подробностей, ничего особенного. На самом деле, Эльхена не подозревала насколько сильно она влияет на Харальда. Но те кто их постоянно окружали, это разумеется, видели.
Занимаясь повседневными делами, Эльхена несколько раз ловила себя на том, что немного рассеяна. Все никак не получалось войти в обычную колею. Она давно привыкла к здешней жизни. Может и не такая уж и разница в этом была? Спали на кроватях, ели с тарелок, сидя за столом и так далее. Но внутренне она всегда чувствовала, что она есть. Хотя бы в отношении слуг. Сравнивая то что видела и сама думала, она только поняла, что для нее люди на сорта не делились. И уважения не теряла ни к кому, независимо от того, прислуживал ли человек или отдавал распоряжения.
Когда шла на обед, опять заметила коричневую рясу монаха. Тот же или нет, трудно было сказать, лица она не запомнила. Но послала слугу узнать, что ему нужно и велела помочь чем возможно, дать денег, тут же забыв об этом.
Выяснилось, что уже запланированная поездка Харальда возможно отложится.
— Что-то случилось?
— Мой венценосный брат ранен, — сказал ей король.
Эльхена знала, без деталей особых, что скоро будет подписано перемирие, собственно ради него и отправлялся в путь ее мужчина. Как не страшно это звучало, но непрекращающаяся война диктовала свои правила, не исключая обычной жизни из себя. Даже то, как называл Харальд своего соперника короля Уотана — “мой венценосный брат”, хотя и не было лишено основания, в каком-то колене они действительно были кровными родственниками, но на самом деле было всего ишь очередной ложью. Как и перемирие которое просто было всем выгодно. И какие бы слова не говорили два короля, чтобы не подписывали на красивых бумажках, как бы не клялись, что очередной мир будет вечным — все это была ложь, всем известная к тому же. Через несколько месяцев заварушка очередная снова опрокинет мир, погружая его в состояние войны и ничего с этим нельзя было поделать.
— Как это произошло? — отпивая из кубка, поинтересовалась Эльхена.
— Случайность, — вмешался в разговор один из придворных. — Есть очень древнее заклятье. Называется оно: “Сосуд смерти”.
— Хм? И почему такое название?
— Человек впитывает в себя яд.
— Впитывает? — Эльхена не донесла до рта кусочек мяса, и отложила вилку, решив сначала выслушать до конца описание заклинания, аппетит все равно уже пропал.
— Именно. Его помещают в бочку с ядовитым составом, кормят и поят ядовитой пищей.
— И от этого “сосуд” не умирает? — предположила Эльхена.
— Умирает, — улыбнулся придворный. — Но не сразу. Накопив в себе достаточное количество яда, он живет еще некоторое время.
— Так в чем же смысл этого действа?
— Это заклинание было придумано для того, чтобы убивать тех, кого хорошо охраняют и защищают. Задача сосуда подобраться к нему и как можно ближе. Без оружия, обычный человек сможет сделать это гораздо проще, чем даже самый лучший подосланный убийца. Он оружие сам по себе, при этом безвредное для всех стальных.
— Вот как?
— Именно, — мужчина прямо лучился довольством, описывая подробности. — Определить такой сосуд тоже никак нельзя.
— И как… он действует?
— Крайне просто, — с удовольствием смаковал подробности придворный. — Когда цель близка, сосуд должен просто выдохнуть из себя миазмы яда. Магия усилит этот выдох выжав все, что возможно. Опустев, сосуд уже мертв, его нельзя допросить, даже некромантам. Защиты от этого нет, как я говорил. Яд настолько пропитывает его, что шансов выжить, практически нет. Случаи были, но только то, что дыхание сосуда не коснулось жертвы полностью, дало им возможность выжить. И во всех случаях, это было лишь оттягиванием неизбежного. Максимум это год жизни и как по мне, так лучше уж сразу умереть, чем так страдать.
