Элоиза ехала на лошади, рядом с каретой в которой везли так и не пришедшего в себя короля. Она ни с кем не разговаривала, держалась все так же особняком. Министр догнал ее и подстроил своего коня под ритм ее лошади.
— И что дальше думаете делать? — обошелся он без приветствий.
— Доберемся до столицы, продолжу расследование. Никто не уйдет от возмездия.
— А с его величеством?
— Я смогу его уговорить. Будет поздно уже что-то менять, — больше себе и гораздо тише добавила, уже знакомое киру: — Должна…
— Вам следует укрепить свои позиции. Одной вам эту гору не свернуть, — после небольшой паузы сказал мужчина, глядя вперед несколько отстраненно.
— О чем вы? — после небольшой паузы спросила все же принцесса.
Признала, что помощь ей не помешает, внутренне усмехнувшись, заметил для себя министр не без некоторого самодовольства.
— То что вы сейчас сделали, дает вам небольшой плюс в отношении двора. Но не рассчитывайте, что благодарность спишет всю ту не любовь, что накопилось за столько лет по отношению к вам.
— Я этого и не жду, — гордо выпрямилась Элоиза.
— Но все же, некоторую часть людей, что будут относиться к вам чуть лучше, чем прежде, вы приобрели.
— И что мне это дает?
— На троне Арии очень трудно будет удержаться тому, ко придет на смену вашему отцу.
— И это я знаю, — уже тише гораздо ответила принцесса.
— Вам нужна опора, с помощью которой вы сможете перевернуть ситуацию, укрепившись.
— Какая?
— Вы же девушка, — усмехнулся мужчина. — Что может быть проще?
— Я не понимаю, — с некоторым раздражением уже взглянула на министра принцесса.
— Выходите замуж, — без обиняков сказал кир Дамиен и пришпорил своего коня.
После приезда, обычно шумный королевский замок погрузился казалось в еще большую тишину. Элоизе он казался вымершим, когда она проходила по коридорам и залам его.
Король несколько раз в день приходил в себя, но не надолго. Хотя лекари, говорили принцессе, в один голос, что это хороший знак и вскорости он пойдет на поправку, ей слабо верилось в это. Она прекрасно видела, что ее отец страдает и понимала — силы его действительно не бесконечны. На сколько ему хватит упрямства цепляться за жизнь?
Слова министра засели в ее голове. Поначалу, она отнеслась к ним, как к шутке, но потом поняла, что это предложение было вполне реальным. И относилось оно к ней. Как не смешно это прозвучит — она не считала себя еще достаточно взрослой, для того, чтобы думать о таких вещах. Возможно привыкнув ассоциировать себя больше с ребенком, благодаря отношению папочки. Он то видел в ней только драгоценное дитя.
А сама она… Слишком поглощенная бесконечной борьбой за выживание и находясь в совершенно неподходящих условиях для развития своей женской сущности, просто не думала никогда об этом. С кем ей было болтать о парнях? Обсуждать изменения, что происходят с ее телом? Откуда взяться было интересу к кому-либо, когда она не видела вокруг себя ни одного дружелюбного лица? К тому же это естественное созревание проходило у нее заметно позже, чем у местных девочек, которые уже в пятнадцать были вполне сформировавшимися женщинами молодыми, выходили замуж и рожали к шестнадцати первенца. Это было в порядке вещей. У Элоизы же женские недомогания впервые после пятнадцати уже начались.
Она стала ловить себя на том, что у нее появилась привычка рассматривать себя в зеркале. Не то, чтобы ей не нравилось, то что она видела. Точнее она не могла разобрать, красивая она или нет, никак не могла определиться. Разве только то, что из отражения на нее смотрела взрослая девушка, непонятно когда подменившая собой нескладного подростка, какой она была тогда… в самом начале. Эти подглядывания за самой собой ее смущали порядком.
