Валенсия и Валентайн - страница 13



». Эту фразу они использовали в разговорах между собой много лет, с того времени как Валенсия была ребенком. – Я только хотела проверить, как ты. Если у тебя все хорошо, возвращайся в постель.

Линия молчала.

– Вообще-то есть кое-что, о чем я все равно собиралась тебе сказать. Ну и раз уж ты здесь… – Мать сделала паузу, ожидая разрешения.

Валенсия напряглась.

– Ты только что сказала, что все в порядке.

– Я сказала, что у нас с твоим отцом все в порядке. Но… У твоей бабушки не все хорошо, Валенсия.

Каждый разговор Валенсии со своей матерью рано или поздно неизбежно натыкался на этот ухаб, после чего направление движения резко менялось в привычную сторону. У ее бабушки уже давно не все было хорошо со здоровьем; временами казалось, что она постоянно хворает и застряла на состоянии «умирающая».

– Я знаю, мама. – Но мать говорила ей это не потому, что она этого не знала; она говорила это, потому что хотела придать вес своей обычной просьбе.

– Ты так давно ее не видела. Для нее это значило бы так много…

– Я знаю. – Валенсия хотела поскорее закончить разговор. Ее мать должна была бы это знать.

– Она, конечно, хотела бы увидеть тебя до… до того, как она… ну, ты знаешь… у нее действительно не все так хорошо.

– Да, я тоже хотела бы ее увидеть. Я много работаю, и мне трудно выкроить время для посещения. Я посмотрю, что можно сделать. Извини, мне пора. Я уже опаздываю. – Валенсия всегда говорила так, когда хотела закончить разговор, независимо от времени дня.

– Валенсия…

– Люблю тебя, мама. – Валенсия повесила трубку на стену и села за стол. Она была худшей дочерью и худшей внучкой на свете.

Она потянулась за лежавшим на столе желтым блокнотом с отрывными листками. Такие блокноты были у нее везде – в машине, в сумочке, у кровати, на кофейном столике. Идея принадлежала Луизе и была одной из самых удачных.

– Вам нравится писать? – спросила она при первой их встрече.

– Да, – машинально ответила Валенсия, хотя не написала ни строчки после окончания средней школы. Ей просто хотелось угодить Луизе.

– Хорошо. Мы с вами будем вести такую штуку, которая называется дневник когнитивно-поведенческой терапии. ДКПТ! – Луиза рассмеялась, и Валенсия рассмеялась тоже. Потому что ей хотелось сделать Луизе приятное.

Идея ДКТП, со смешком объяснила Луиза, как будто в самом сочетании букв было что забавное, состояла в том, чтобы научить мозг пациента обращать внимание на самого себя, показать пациенту, что там происходит, и таким образом изменить способ мышления. Но теперь Валенсия просто использовала растущую коллекцию блокнотов для записи бессмысленных заметок и списков, и она обнаружила, что эффект от этого гораздо лучше попыток описать мысли и чувства. У нее даже стало вырабатываться что-то вроде зависимости, как будто она уже не могла разбираться в мыслях, не видя их на бумаге. В этом было, как ей казалось порой, что-то ненормально забавное: в своей попытке помочь справиться с одним компульсивным поведением Луиза инициировала еще одно.

Но что еще делать человеку, когда он не общается с другими людьми на регулярной основе? Кроме того, она лучше запоминала основные правила английского языка и вдобавок получила возможность использовать слова вроде таким образом и более того. Другие употребляли их на коктейльных вечеринках и шикарных обедах с мэрами городов и главами комитетов.

Валенсия откинулась на спинку стула и прошлась взглядом по тускло освещенной кухне.