Однако брат по-прежнему был против всех моих предложений и, несмотря на то что меня уволили, настаивал на поисках другой работы, отказываясь от идеи заняться чем-то поистине великолепным. Он относится к тому типу вампиров, которых в Японии называют хикикомори. Нет, конечно, мой брат выходит из дома и даже ездит в магазин, но не дальше окрестностей Брашова. Как бы я ни умолял его и не угрожал, он ни в какую не соглашался потакать моим экспериментам и превращать наше поместье в место разврата и разгула. Поэтому я просто собрал все свои сбережения и рюкзачок с вещами. Да! Я горд и даже не собираюсь слушать брата. Замок мы рано или поздно разделим, и тогда я воплощу все свои безумные идеи, легально завладев половиной своего законного поместья. А пока темнокожий таксист везет меня подальше от этого места, что называется домом, я злюсь, как черт.
«Фольксваген» уже выехал из пригорода и, тарахтя, пересек городскую черту. Мокрый и серый Брашов моргал вечерними огнями многоэтажек: прилизанный и ползучий, он держит в ежовых рукавицах каждый квадратный метр, на который у меня нет средств, чтобы просто взять и арендовать отель. Моя бывшая коллега понимает, как никто:
– Пидарукард, ты чего это? Брат выгнал из дома за пьянство?
– Нет, я хочу временно пожить в городе и найти помещение для офиса. Других друзей, кроме тебя, у меня нет, так что будь добра – пусти переночевать.
Квартиру Лидочка получила в самом центре в дар от родителей, которые, как и я, живут за городом. А она – завидная невеста для любого вампира: работает, получает зарплату, не курит и кровь пьет через трубочку. Я, устроившись у неё на диване и топча коврик из настоящей шкуры бурого медведя, разглядывал её семейные фотографии и убранство. Изящные торшеры, на которых натянута человеческая кожа, светили тускло и всё ещё пахли, ведь, по всей видимости, были сделаны недавно. Высушенные человеческие головы свисали вместо перьев на ловце снов, украшая западную стену. А скульптура из костей какого-то бедолаги и вовсе была инкрустирована янтарём и гранатом, мирно поблескивая в трепыхающемся свете зажжённых свечей.
– Это кто здесь? Какой-то знатный вампир?
– Это наш прадед.
Давно минули те времена, когда наших родственников беспощадно убивали и истребляли осиновым колом. Что уж говорить, прадед Лидочки выглядел великолепно. Но ведь мог бы и жить старик, если бы вакцину изобрели раньше. Ногтями царапая пульт, я включил телевизор, а Лидочке принесла в стакане свежевыжатую кровь ее служанка:
– Ещё три теракта за последние сутки произошли в Саудовской Аравии…власти обвиняют катарского шейха…
Я переключил этот бред на свою любимую мелодраму, которую снова вертели по телевизору. Лидочка велела служанке выйти, и вдвоём мы сидели при свечах, с бокалами алого вина в обеих руках. Пока её домработница перевязывала свои вены без посторонней помощи, а Лидочка потянулась за книжкой, я смотрел в экран:
– Нельзя войти в чью-то жизнь, позволить привязаться, а потом умереть…
Мощная взрывная волна отбросила меня в окно, и я почувствовал, как осколки стекла врезались в кожу на спине. Одна из стен была полностью разрушена, и я с тревогой наблюдал, как в болтающейся на петлях двери исчезла служанка. Пытаясь выбраться из-под завалов, я машинально взглянул на диван. Там сидел обугленный скелет – и ничего больше. Коврик из натуральной шкуры бурого медведя полыхал огнём, а инкрустированный постамент прадедушки разбился в дребезги. Только высушенные человеческие головы весело трепыхались на стене, вторя языкам пламени и, словно насмехаясь надо мной. Я хотел встать и уйти прочь, и, возможно, так бы и сделал, если бы не ворвались правоохранительные органы – на сей раз румынская полиция.
