– Понятно, – сказал он словно самому себе, – находка, значит.
И отправился в комнату, отведённую ему для ночлега, чтобы взять блокнот и ручку. Вернувшись, он встал напротив Милы и приготовился записывать.
– Твоё полное имя, – сказал он строго.
– Как, дядя Жень, ты забыл? Кирюшина Мила Олеговна.
Он продолжал, не обращая внимания на насмешку.
– Что, не Людмила?
– Нет. Просто Милой родители придумали назвать.
– Сколько полных лет?
– Восемнадцать.
– Большая уже девочка-то!
Слёзы потихоньку подсыхали на щеках большой девочки, стягивая кожу.
– Перечисли, пожалуйста, всех, кто присутствовал или что-либо мог видеть той ночью. Если возможно, с указанием возраста.
– Был Ванечка. Вы о нём, наверное, всё знаете.
– Знаю, но не всё. Продолжай, пожалуйста.
– Ещё Глухов. О нём вы тоже должны быть в курсе.
– Дальше.
– Рысев Алексей… э… Владимирович. Ему девятнадцать.
– Он что делал?
– Бил Ванечку, толкал. Занимался, сами знаете чем, с Дашкой Журавлёвой. И схватил этот проклятый нож, когда за Ваней погнался.
Палашов дописал имя и взглянул на Милу. Девушка не сводила с него пристальных глаз. Она, видимо, ждала вопроса.
– Сколько лет Журавлёвой?
– Семнадцать. Она подначивала парней. Подзадоривала избивать Ванечку. Стерва!
Милу трясло от негодования.
– Кто ещё был?
– Певунов Денис. Отчества не знаю. Он мой ровесник. Здоровый как лось, а навалился на Ваньку. Кулачищем одним мог его прибить.
– Он с кем был в половых сношениях?
– С Ивановой Евгенией Петровной шестнадцати лет.
– Тёзкой, – нахмурился Евгений Фёдорович. – Она чего натворила?
– Ничего не творила. Визжала только то ли от страха, то ли от удовольствия.
– Так. Сколько уже у нас народу? – Следователь принялся считать в блокноте. – Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Ещё трое осталось?
– Да… кажется… Васька Леонов, тоже мой ровесник. Валечка Белова, ей пятнадцать. Они вместе были. Как и Женька, они почти ничего не сделали Ванечке. Но, конечно, они всё видели.
– Между ними были отношения сексуального характера?
– Да. – Мила помолчала немного. – Последняя – Олеся Елохова. Этой бедняжкой сам Глухов занимался. Ей пятнадцать. Я считаю, она сама жертва, хотя всё из-за неё произошло.
Палашов подошёл к Миле, взял за локоть (от его прикосновения её всю передёрнуло) и подвёл к столу.
– Садись, – он положил перед ней блокнот, открытый на чистом листе, – и нарисуй мне схему деревни с домами, где обитают все эти… фигуранты. Поставь на домиках условные обозначения: например, ДэПэ – Денис Певунов.
Мила села, слова не сказав, и начала чертить.
– Хочу навестить этих премилых ребятишек.
– Глухов сказал им всем, в том числе и мне, чтобы мы убирались, уезжали. – Мила прервала работу. – Так что вы их, скорее всего, не застанете.
– Посмотрим. – Он чуть помолчал, а потом спросил: – А ты чего осталась?
Мила пожала плечами и продолжила рисовать.
– Да куда я побегу? Да и с кем? На чём? И от чего? Я ничего плохого не сделала. Не убивала, не била. Я любила его. Только пошла с ними, не знаю зачем. Отпустила, дура, его утром. Вот, что я натворила. Я Ванечку отпустила, ведь я не знала, что они за ним погонятся, да ещё с ножом.
Палашов, наблюдавший за её лицом, увидел, как слёзы опять начали душить её и застить ей глаза, мешая работать.
– Мы поговорим об этом позже, если ты не против. А пока у меня каждая минута на счету. Меня сегодня даже пожарной командой обозвали, когда я в штаны на бегу запрыгивал.
