Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.
Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала – хоть голову разгрузить.
Господи, как же я ошибался.
13. Глава 13
– What is the purpose of your visit to the Protectorate Volyn? – откинувшись в кресле, прокручивая между пальцами мой айди, с ленцой поинтересовался сотрудник визового контроля.
«Конференция по новым компьютерным технологиям и защите компьютерных программ», – возник у меня сильный соблазн ответить, как можно более тщательно выговаривая слова. Сдержался.
– Там написано, – по-русски произнес я, показав взглядом на карту-носитель в руках пограничника.
Личного терминала у меня не было, поэтому я проходил в том числе и визуальный контроль. Правда, двигаясь по практически пустому зеленому коридору.
– Jaki jest cel pańskiej wizyty w Protektoracie Wołyń? – выпрямившись на стуле, уже по-польски спросил уязвленный моим вызывающим поведением пограничник.
– А!? Не, не понимаю я, – уже не удержался и все-таки, копируя интонацию, процитировал я памятную сценку из кино моего мира.
Официальными языками общения в Волынском протекторате были английский и польский. Поэтому сотрудник визовой службы, в принципе, в своем праве. Хотя русский наверняка знал. Как знал и то, что и я могу легко на английском говорить.
Конечно, можно было и нормально ему ответить, но препятствовало этому несколько факторов.
Во-первых, передо мной сидел поляк, а я – по легенде, выходец из Британской Калифорнии. Пусть и получивший недавно гражданство Российской Конфедерации. И если у поляков с русскими отношения были вполне нормальными – с учетом географии, конечно же, то с британцами все обстояло сложнее.
После окончания Первой мировой Россия потеряла Царство Польское при активном участии британцев, которые – пользуясь смутой в России, создали в стране полностью контролируемую администрацию. Ослабленным Австро-Венгрии и Германии в то время было не до этого, а вот британцы, нацелившись на возрождение Речи Посполитой – на словах, а по факту традиционно неся управляемый хаос, явно собирались сражаться со всем окружающим миром в Восточной Европе. Причем сражаться до последнего поляка.
Как понимаю, именно тогда, в середине двадцатого века, только из-за британцев Польша и не попала в первый мир. Сменив название на Речь Посполитую, с претензией на Великопольшу, она осталась во втором – ни в Европейский союз, ни обратно в Российскую Империю, ставшую Конфедерацией, ее не пустили британцы, а как самостоятельной державе полякам путь в большой мир ко взрослым дядькам был заказан – никто в здравом уме себе конкурентов плодить не будет. И так Большой Четверке явно тесно на планете – даже я это уже понял, с весьма ограниченным доступом к информации. Поэтому, естественно, о любви между островными англосаксами и рядовыми поляками речи не шло, даже совсем наоборот. Вернее, существовала односторонняя нелюбовь – большинству англосаксов на чувства поляков было по большему счету плевать. Хотя шутки про «польского сантехника» ходили именно с их подачи, почти как и в моем мире.
