— Я не хотела никуда ехать, — тихо сказала Дара, когда за ужином кьяр, так стремительно и неожиданно ставший ей мужем, поинтересовался, отчего она грустит.
— А раньше почему смолчала? — Харольд сел рядом с Дарайей, но так, чтобы не касаться её лишний раз и не нервировать прямым взглядом, подкладывая из общей миски самые вкусные кусочки мяса и овощей.
— Потому что не имела права голоса, — тихо ответила Дарайя, остановив раскрытой ладошкой руку Харольда, не давая добавить ещё кусочек мяса. Видимо больше она уже не хотела.
— Как так? — Харольд не стал настаивать, забрав наколотый на нож кусок себе в миску. — Рабства, насколько знаю, в княжестве нет.
— Причина была другая. Но не намного легче, — девушка грустно улыбнулась.
— Расскажешь? — Харольд и тут не стал давить, предлагая выбор. Наверно именно это и сработало.
— Если тебе интересно, расскажу. У меня есть слабый дар к магии, как сказал староста, и я очень хотела его развить, чтоб тоже приносить пользу. Староста нашей деревни дал мне письмо к магу нашего князя, которого ещё волхвом кличут, мол, иди, просись к нему в ученики. Может он сможет раскрыть твой дар или хотя бы научить толком его использовать. Вот только все знали, что кандидаты в его ученики проходят проверку. И если, по мнению мага, ты не подходишь, то он отдаёт твою судьбу в руки князя, а уж тот решает — кем ты дальше будешь: служанкой ли на побегушках, кухаркой, постельной грелкой самого князя, или поломойкой. Как скажет, так и будет. И не прошедший испытания мага потом права голоса не имеет, молча повинуясь воле князя.
— Понятно, — кивнул Харольд, стараясь взять себя в руки, но ходящие на лице желваки говорили о том, что пока ему это не удаётся в полной мере. Однако голос был спокойным и ровным. — У тебя там кто-то из родных остался?
— Нет, я — сирота, — отрицательно помахала головой Дарайя. — Семь лет назад моих родителей зверь задрал в лесу. После этого за мной приглядывал староста деревни. К себе в дом сперва хотел взять, но жена его не позволила, у них самих детей много, чтоб ещё и я поместилась. Так что жила сама, а старосте с женой помогала вести хозяйство. Только вот кроме как с животными и огородом я ничем не занималась, потому и не умею почти ничего другого. Но за это они меня подкармливали, когда совсем тяжело было.
— Значит, возвращаться тебе было не к кому. Так? — уточнил Харольд, не забывая есть.
— Выходит так, кьяр. А вы… зачем меня взяли с собой? Я же вижу, что не нравлюсь вам.
— Глупости болтаешь, — резко ответил Харольд, но заметив, как вздрогнула и сжалась Дарайя, постарался тон смягчить. — Не в тебе дело. Ты очень красивая да ладная. Но уж больно колючий и пугливый у тебя нрав. Защищаешься, будто мы с братьями тебе враги.
— Я со всеми людьми так, — Дара сверкнула действительно колючим взглядом с искоркой любопытства из-под бровей, но тут же опустила глаза, словно одергивая себя.
— Чем же тебе люди не угодили? Или тебе только звери да птицы по душе? — Харольд продолжал жевать, заметив, что пока они едят, девушка расслабляется.
— От людей много зла видела, — продолжала откровенничать Дара, не видя смысла утаивать правду, считая, что хуже уже всё равно не будет, некуда. Коль не по нраву будут её слова — выкинут за борт и всё — была Дарайя, да не стало её. Ведь берегов ни с одного борта уже не видно, а в ледяной воде много не поплаваешь. Впрочем, Дара и не умела плавать. — А зверей и птиц люблю, кроме медведей. И растения очень люблю. Вот от кого напрасной обиды ждать не стоит и кто камень в спину не бросит, — отпив из деревянной чашки, девушка всё же рискнула задать вопрос: — И всё же, кьяр, почему вы всегда хмуритесь? И раз я не виновата, то кто?
