Или… в напряженном поиске выхода?
Сразу вспомнилось: ощущение опасности, и лицо Ани, и то чувство, которое охватило ее, когда она слушала про Невидимый Дождь. Под которым нельзя оставаться. От которого некуда убежать…
Но привычная улыбка тут же сменила это странное выражение:
– Доброе утро! Вы, как всегда, первая…
Спросить, что будет на совещании? Вчера его тема так и осталась не вполне ясной. «Новости исследований вновь открытых объектов в околоземном пространстве». Возможно, кому-то это сказало что-то определенное. Ей – нет. То есть, она могла придумать несколько предположений, но ни одному не могла отдать предпочтение.
Нет, не стоит спрашивать. Если у человека такое выражение лица – не лезьте к нему с вопросами.
Разве она сама не узнает ответ через десять-пятнадцать минут?
Дело не в любопытстве. Хочется, чтобы он ответил ей. Он – ей! Не важно, что именно. Важно, чтобы в ответ на ее вопрос он проявил к ней внимание…
Он не женат; в институте это известно.
Глупости. Такие люди не женятся в сорок лет. Разве что в ранней молодости, когда много гормонов. Легко представить, как он приезжает вечером домой, готовит ужин на пустой кухне и думает о своем. И очень сложно – что на этой кухне, за ужином, он беседует с женой и детьми о покупках, школе и поездке в отпуск. Разве что эта женщина будет говорить с ним о его работе… или хотя бы слушать его объяснения. Он хорошо объясняет. У него какая-то особенная, ясная логика, которая делает все простым. Он как-то сказал ей: знание – просто. В том смысле, что сложным может казаться лишь неизвестное. И еще сказал, в другой раз: все решения просты, если вы знаете все факты про них. Хотя с этим, пожалуй, она не готова еще согласиться…
Начперс между тем сел на свое обычное место – всегда одно и то же, в дальнем углу; никто никогда не занимал его – и положил перед собой блокнот. Он всегда ходил с блокнотом. Просто с обычным блокнотом. Не с ноутбуком. И не с органайзером. Он из тех, кто сам организовывает себя. И конечно, у него должна быть своя система – управления временем, работой, жизнью…
Несколько минут Начперс сидел неподвижно, глядя куда-то через лежащий перед ним блокнот; она незаметно наблюдала за ним.
Потом вдруг сунул руку в карман пиджака.
Точно – телефон. Перед совещанием Начперс поставил беззвучный режим. Это не все делали. Его телефон за четыре года ни разу не издал ни одного звука ни на совещаниях, ни когда она приходила к нему в кабинет консультироваться. Хотя звонили ему не так уж и редко.
Предусмотрительность и рациональность во всем…
Дальше произошло то, чего она не ожидала.
Начперс вскочил – а не встал – со стула, и почти выбежал в коридор. Он не посмотрел, кто звонит. Он не взял блокнот, который, кажется, всегда был при нем.
Как будто он ждал звонка.
Очень ждал.
И в этом звонке… в этом звонке было что-то, что не надо записывать – как он обычно записывал в блокнот самые разные вещи. Что-то короткое и простое, что сложно забыть. Что-то вроде «Да» или «Нет».
И тогда – в пустой полутемной комнате, заполненной полупрозрачным неизвестным чем-то – ей снова показалось, что кто-то неслышно приближается за спиной.
Дверь распахнулась, и вошел человек, которого она не ждала.
Не в том смысле, что он не должен был прийти на совещание. Это один из начальников подразделений, а они должны быть все. Но весь имидж этого человека и все, что она про него думала, совершенно не вписывался в настроение, в котором она пребывала. Начперс со своим выражением лица и звонком – странным и неожиданным – вписывался. Этот человек – нет.
