На переменке к Трубачёву подошёл Мазин.
– Ну и поссорились, экая важность! – ни с того ни с сего сказал он. – Из каждой мухи слона делать – так это и жить нельзя.
– Я и не делаю слона, – ответил ему Васёк.
– Я не про тебя – я про Булгакова. Что это он нюни распустил, от одного слова скис?
– Он не скис! – рассердился Васёк. – И нюни не распускал. Это не твоё дело!
Мазин наклонил голову и с любопытством посмотрел на Трубачёва.
– Вот оно что… – неопределённо протянул он и отошёл к своей парте.
– О чём ты с ним говорил? – спросил его Русаков. Но Мазин был поглощён своими мыслями.
– Вот что… – чему-то удивляясь, снова повторил он.
Лида Зорина избегала смотреть на Васька; она то и дело подходила к Саше и с глубоким сочувствием смотрела на Малютина.
У Вали Степановой было строгое лицо, и другие девочки неодобрительно молчали.
Хуже всего было Коле Одинцову. Он то сидел на парте рядом с Васьком, стараясь в чём-то убедить его, то отходил к Саше. И, недовольный своим поведением, думал: «Что это я от одного к другому бегаю!»
Одинцов всё ещё надеялся помирить обоих товарищей.
– Ты бы сказал ему, что виноват, ну и всё! – уговаривал он Трубачёва.
Васёк, разговаривая с Одинцовым, становился прежним Васьком.
– А если по правде, по честности – я виноват, по-твоему? – спрашивал он товарища.
– Виноват! – твёрдо отвечал Коля. – Не попрекай чем не надо. Ты против Саши барином живёшь.
– А он имел право мелом меня попрекать?
Одинцов пожал плечами:
– Не знаю… Если ты клал этот мел, то куда он делся?
Разговоры не приводили ни к чему. Один раз Трубачёв сказал:
– С Булгаковым я дружил, а теперь он мой враг. И больше о нём не говори. Я к нему первый никогда не подойду. А ты с ним дружи. И со мной дружи.
– Да ведь нас трое было.
– А теперь ты у меня один остался, – решительно сказал Васёк.
К концу дня, видя, что ребята, как будто условившись между собой, не заговаривают о ссоре, Трубачёв успокоился, принял свой прежний вид и даже сказал Малютину:
– Я ведь тебя не хотел вчера…
– Я знаю, я знаю! – поспешно и радостно перебил его Сева. – Дело не во мне, я другое хочу тебе рассказать… Только дай мне честное пионерское, что не рассердишься.
– Я на тебя не рассержусь, говори.
Сева быстро и взволнованно рассказал ему про мальчишку в Сашином дворе, как тот осыпал Сашу насмешками, когда Саша нёс помои.
Васёк стукнул кулаком по парте:
– И ты не выскочил и не дал ему хорошенько? Эх, я бы на твоём месте…
– Я вышел потом… Но это не то, я другое хотел сказать.
Они посмотрели друг другу в глаза. Васёк потемнел.
– Ты что же… меня к тому хулигану приравнял? – тихо, с угрозой спросил он.
– Тот хулиган не был Сашиным товарищем, – ответил ему Сева.
Глава 23. Статья Одинцова
Одинцов писал статью. Он описывал всё происшедшее в классе так, как оно было. Но каждый раз на фамилии Трубачёва он останавливался и долго сидел, опустив голову. Потом снова брал перо.
«А теперь ты у меня один остался», – сказал ему Васёк.
«Но ведь я в глаза говорил ему, что он виноват. И завтра сам скажу, что статью написал. Как пионеру скажу… Он поймёт, что иначе нельзя мне», – волновался Одинцов.
Уже несколько ребят спросили его в классе, какую статью он даст в стенгазету.
– Правду напишешь?
– Как всегда.
Одинцов вспомнил, что, ответив так ребятам, он перестал колебаться, но после этого никак не мог подойти к Трубачёву и ушёл домой, не попрощавшись с ним. И всю дорогу в мыслях его что-то двоилось, путалось. Трубачёв стоял по одну сторону, а он, Коля Одинцов, – по другую. Ребята ждали от Одинцова правды и справедливости.
