Василиса Премудрая и Баба-яга - страница 5

Ступила девушка под своды дремучие, под ели пахучие, идёт и трясётся. Нет бы выкрикнуть, позвать пропавшего батюшку, но горло сковал дикий страх. Вдалеке волк завывает, над головой сова ухает, в груди сердце зайцем трепещет. Идёт Василиса да слушает. Шепчет ей кто-то невнятное, голосом ласковым, тихим. Остановилась девица, а оглянуться страшно. Вдруг леший её запутывает? Али кикимора к болоту тянет? Сжала кулачки несчастная да обернулась. Но повсюду только берёзки листьями щекочутся да тонкие осинки веточки гнут... Решила Василиса довериться шёпоту, а у самой в голове так и крутится: мачеха на людях тоже нежна и ласкова, а как останется наедине, то и пощёчину дать горазда...

Не успела она додумать, как едва не свалилась в глубокую яму. А шёпот пропал.

Упала со страшной догадкой на колени девушка и заглянула в чёрный зёв земли. Повеяло на неё будто из могилы: сыростью, холодом, смертью. Но когда глаза привыкли ко мраку, то различили рубаху светлую, руки, что раскинулись по дну, и седеющую бороду, где застряла земля да листва.

– Батюшка! – закричала Василиса не своим голосом, а в голове помимо горя пронеслась её дальнейшая несчастная судьба.

3. Глава 3. Отвар

Засвистел ветер в лесу, загудели чёрные ветви, летит по небу злющая Баба-яга. Ступой верхушки деревьев цепляет, метлой птиц зазевавшихся сносит, глазищами под ноги себе глядит. Пропал ценный мешочек, потерялся, где его теперь искать? Всё это Алёшка проклятый! Нет бы сразу на супчик сдаться, на жаркое ароматное остаться, ан нет, пол утра за ним по лесу гонялась, кости дряхлые растрясала!

Опустилась Баба-яга перед избушкой, а та радостно встрепенулась, задрожала, гостей своих до ужаса напугала. Смотрит на небо старуха – там всадник летит. Сам чёрный, одёжа на нём чёрная и на чёрном коне.

– Верный мой слуга! – заскрежетал властный голос. – Оборотись, спустись ко мне на землю!

Услыхал тот зов хозяйки, облетел пол неба да и очутился перед Бабой-ягой.

Выглянула в чистое оконце Варвара да и видит – стоит страшная старуха да сама с собой разговаривает. Взяло тогда девку любопытство – о чём старая ртом своим замшелым жамкает? Выглянула из-за двери да так и застыла. Клубится перед Бабой-ягой чёрное облако, вокруг него воздух, точно морозный, а старуха тихо-тихо его о чём-то расспрашивает. Перепугалась Варвара и заскочила обратно в избу. Завозился Алёша, закряхтел, с трудом сел у отмытой печки и смотрит.

– Чего глядишь?! – разозлилась девица.

– Вернулась?.. – пискнул мальчик.

– Сиди да помалкивай!

А Баба-яга тем временем спрашивает своего слугу:

– Ночь моя тёмная, не видал ли ты где мешочек мой маленький? Ремешком из волос обмотанный?

– Нет, не видал... – прошипел-прошелестел тот.

– Экая неаккуратная я стала... Совсем древняя и старая, – расстроилась старуха и махнула рукой – отпустила.

Взвился всадник на небо, застучали по воздуху чёрные копыта, выбили искры серебряные, что превратились в звёздочки ясные, да и пропал.

Заходит Баба-яга в чистую избу. Из углов на неё возмущённые пауки глазеют, с потолка удивлённый филин взирает, а со стола глядит старый череп. У печки хныкает мальчик, Варвара смиренно подле него притаилась, а Васька из-под лавки выполз.

– На, – вытащила старуха из кармана три мышки. Одну бросила в жвала мохнатому другу, вторую подкинула в острый клюв птицы, а третью... Над третьей вздохнула, подумала да и свернула ей шею.