Вытаращились гости на Бабу-ягу, а молвить и слова не смеют.
– Вижу, время даром не теряла, – скупо похвалила старуха и уселась на лавку. Корявым пальцем она провела по столешнице и удивилась.
– Я, бабушка, очень старалась!
– И Алёшку не отпустила, – задумчиво проскрежетала та. – Значить, дело и впрямь важное?
– Важное, бабушка! Очень важное! – пустила Варвара слезу горькую и коснулась расшибленной губы. – Я...
– Молчать! – гаркнула старуха. – Слова тебе не давали! Али что ж думаешь, избушку повымела, окошко почистила, печку оттёрла и всё?
– Что прикажешь сделаю! – горячо сказала девица.
– А Алёшку приготовишь?
Мальчик захныкал сильнее, а затем и вовсе расплакался.
– Тише! Никакой мне здесь сырости! – бросила Баба-яга в ребёнка дохлую мышь. Ударило серое тельце точнёхонько в цель, от чего та разразилась ещё большим рыданьем.
– Ну ты что, замолчи, – с некоторой жалостью осторожно пнула ребёнка Варвара.
– Приготовишь, тогда помогу.
– Да как же это... Живехонький он... – растерялась девица.
– А ты сделай так, что б не был живёхоньким, – медленно проговорила старуха, а сама пытливо да жёстко смотрела на гостью.
Схватилась Варвара за кончик косы и стала его теребить. Уж и волосы запутала, и ленту развязала, а никак решиться не могла.
– На-ка, так сподручнее будет, – Баба-яга проворным движением вынула нож. Блеснуло кривое лезвие жёлтым огнём черепа да погасло.
– Его ж сперва помыть надо да откормить... – нашлась девица и кинулась к Алёше. – Ты посмотри, бабушка, какой он тощий! Кожа да кости! – она подняла подбородок мальчика, и тот испуганно покосился на неё.
– Твоя правда, – согласилась старуха. – Но больно уж я косточки люблю обсасывать, мне жирок ни к чему!
Поднялась Баба-яга, поправила дырявую шерстяную жилетку и, прихрамывая, подошла к печи. Провела она задумчиво корявым пальцем по травам, развешанным на ней, остановилась на нескольких длинных пучках, сдёрнула их и протянула гостье.
– Сваришь отвар да напоишь его хорошенько.
– Зачем?
– Чтоб жаркое душистее было! Йи-хи-хи-хи-хи! – оголила в улыбке чёрные зубы старуха. – А я уж его сама потом приготовлю, по-старинному...
Приняла Варвара травы некрепкой рукой. Один пучок крупный, с длинными волосистыми стеблями, плотными да толстыми, листья удлинённые, острые, цветы, хоть и увядшие, крупные, желтоватые, с тёмной сердцевиной. Видела когда-то она это растение, подружки, кажется, беленой его прозвали и странно хихикали, но закончились на этом в травах познания. Второй пучок состоял из огромных белых соцветий, от которых шёл приятный аромат, и крупных листьев тёмно-зеленых. Тут-то Варвара обрадовалась – да это же дурман! Такой рос в отчем доме, матушка любила его за аромат и красоту и сажала вдоль забора. Ну, этот-то цветок точно худого не сделает!
– И ягодки туда же отправь... – улыбнулась старуха, от чего глаза её опасно сузились. Покопалась она на печке, вынула холщевые мешки, на дне которых сбились в кучу красные ягоды, сгребла их в ладонь и протянула девице.
Та послушно приняла и их.
– А что это?
– Ландыш! Али не видала никогда? – с ехидцей спросила Баба-яга.
– Нет, не видала... Я в растениях мало разбираюсь...
– То-то и видно!
– А что? – настороженно спросила Варвара.
– Душистее мяско будет! Экая ты бестолковая!
Девицу такой ответ полностью устроил. Ясное дело – это же не отрава какая-то, может, Алёше перед смертью даже понравится... Главное, что она здесь ни при чём – не она несчастного к праотцам отправит, значит, нет за ней вины.
