Если фотографироваться в ателье на белом фоне было для неё обычным делом, то оказаться внутри оборудованной студии, да ещё и с подиумом, стало настоящим волшебством. Алинку поразило обилие осветительных ламп, крупных фотокамер, всяческих зонтов, отражателей и треног.
– Это во всех салонах так? – удивлённо спросила она.
– Во всех или не во всех – не знаю, но тут одно старьё, – заявил Лёха, пренебрежительно оглядывая аппаратуру. – Думаю, из камер они используют одну, может, две, а вся эта светотехника – она сейчас на хрен никому не нужна: время другое. Мир на цифру переходит. И, взглянув на часы, по-деловому добавил: – Давай прикинем, что тут можно соорудить.
На тайных визитёров никто не давил – сотрудники в салоне ожидались только с утра, – однако оба они понимали, что после сеанса предстоит ещё неблизкий путь домой. Вот почему с постановкой света Лёха особо не усердствовал – сделал всё быстро и по минимуму. Оглядев антураж, Алинка спросила:
– А на чём мы сидеть будем?
– Я не подумал об этом, – почесал затылок Лёха. И, посмотрев по сторонам, торжествующе ткнул пальцем куда-то в угол. – О! Вот что надо!
Перехватив его взгляд, Алинка заметила небольшой топчан, обитый рассохшейся кожей, – скорее даже не топчан, а банкетку, похожую на школьную, только на массивных деревянных ножках.
– Вот на этой хреновине мы с тобой и усядемся, – продолжил Лёха. – Поможешь подтащить?
– Конечно.
Когда всё было готово и авторежим выставлен, Лёха подсел к Алинке и спросил:
– Как сниматься будем? В обнимку или чтоб никто ни о чём не догадался?
– Хм-м… Да мне всё равно, в общем. Можно пару вариантов – один «чтоб никто не догадался», а другой с «клубничкой». Ну, сам понимаешь.
– «Клубничка» разная бывает… Начнем с «не догадался». Выпрямись, руки на колени и смотри в объектив. Я тоже без вольностей.
Алинка деланно подчинилась. После десятка щелчков с дистанции Лёха встал, снял камеру со штатива и вместе с ней вернулся на банкетку.
– Зацени, что получилось.
– М-м… Все варианты клёвые, – прокомментировала она. – Вот только на этом я не очень… глаза полузакрытые.
Лёха тут же удалил забракованный снимок.
– Остальные устраивают?
– Ну да. Печатать будешь?
– А как же!
– Тогда для меня парочку-троечку любых – на твоё усмотрение. Когда сделаешь?
– Ну… завтра, может. Переходим к «клубничке»?
– Давай! – Алинка оживилась. – А как ты её себе видишь?
– Легко сказать, если б я знал…
Лёха встал, установил камеру на штатив, настроил и опять сел.
– Во-первых, мы обнимаемся.
Алинка с готовностью положила руку ему на шею и небрежно свесила кисть с плеча. Лёха ответил тем же.
– Дальше? – спросила она.
– Во-вторых, целуемся, наверное.
– Хм, это слишком просто…
– Ну, давай попробуем, как получится, а там видно будет.
– Ладно, включай свою камеру…
Лёха включил, их губы сомкнулись. И тут то ли аура студии подействовала, то ли осознание полной изоляции, то ли всё вместе, но их поцелуй вышел долгим и упоительным. Камера на автомате щёлкала и щёлкала, а они никак не могли оторваться друг от друга. Оба не поняли почему, да и не задумывались даже, но начали судорожно раздеваться – и вот оно, проникновение, первое в Алинкиной жизни. Позже, показывая сестре фотки и комментируя случившееся, Алинка призналась, что это было какое-то помутнение рассудка.
– А как он отреагировал на кровь? – спросила Машка.
– Да никак… А что, тут скрытый смысл есть?
