– Яблоко. На бревне. «Приманивали местную фауну»? – несмотря на скептицизм матери, Эдвард еще умудрялся держать лицо и что-то выдумывать на ходу.
Я, придав лицу невозмутимое выражение, ногой заталкивала арбалет с колчаном поглубже под диван и переводила взгляд с матери на отца и обратно, словно наблюдала игру в пинг-понг.
– А в чем дело… – начала было я.
– А то ты не знаешь! – прервал меня отец. – Вы опять за свое, да?
– Можно конкретнее? – в ход пошел блеф.
Брат за спинами родителей одобрительно кивнул, показав большой палец и тут же опустив его, стоило матери повернуться к нему.
– Вы снова смастерили какое-то оружие. Что на этот раз? Лук? Арбалет? – отец начал перечислять довольно длинный список, загибая пальцы. Мать, не переставая поддакивать мужу и припоминать нам судьбу всех вышеперечисленных вещей, тем временем медленно ходила по комнате, внимательно осматривая пространство и открывая каждый ящик, который встречался ей на пути.
Я сохраняла молчание, с недовольным видом сложив руки на груди. Брат, тоже притворившись партизаном, передразнил мою позу, вдобавок издевательски надув щеки. Даже в самые серьезные моменты он просто не может перестать вести себя как ребенок! Я шикнула на него со словами «Я так не делаю!». Эд, выглядевший как иглобрюх, хихикнул, но принял нормальную позу, теперь скучающе рассматривая носки ботинок. Потрепанные они у него какие-то. Надо бы подлатать. Съездить в город за кожзамом, вернуться к верстаку…
Продолжая слушать непрекращающиеся, становившиеся все более и более нудными нравоучения, я заметила, как мать приближается к дивану, под которым сейчас и лежал арбалет. Еще секунда, и тайное станет явным. Чувствуя ответственность за то, что может произойти, я будто невзначай села на краешек дивана, скрестив ноги и громко вздохнув. Бросила взгляд на брата. Его лицо неестественно вытянулось, стоило ему проследить за моим пальцем, осторожно указывавшим на затаившийся в тени арбалет. Некогда холодного стального цвета, теперь его едва ли можно было различить – он покрылся пылью и грязью, долгие годы хранившимися под мебелью, где убираться никто не считал нужным. Изящные узоры и выделки, шестеренки, местами затронутые ржавчиной, придали оружию стимпанковский вид, за что я его так сильно и полюбила.
И сейчас я могла поклясться, что слышу, как проклятые пауки уже подобрались к НАШЕМУ арбалету и теперь тихо шуршат длинными лапками, исследуя попавший на их территорию объект.
– …это опасно! – различила я из речи матери. – К чему вы готовитесь? Бросьте эти детские игры!
– Да-да-да, мам, мы поняли, – на автомате оттарабанила я. – Больше не будем.
– Это кое-что из наших старых вещей, – подхватил Эдвард. – Арбалет всё равно буквально разваливается в руках. Мы сходим, выбросим. Правда ведь? – он глянул на меня из-за плеча нависавшего в центре комнаты отца. Тот грозно насупил брови и смотрел на нас так, будто мы из этих луков по людям стреляли.
– Конечно, – кивнула я и выудила арбалет из-под дивана быстрее, чем кто-то из родителей успел что-либо сказать.
Грязь, обычно отпугивающая брезгливую меня, сыграла нам на руку: попробуй разбери, что прячется под серым слоем налипшей пыли. Я схватила Эдварда за руку и вылетела вместе с ним из дома: уже хотелось расхохотаться и отбить ему пятерню, но дело еще не было выиграно. Стараясь не думать о том, что именно свисало с арбалета чуть левее моей руки и какая мерзость теперь перекочевала на мои ладони с него, мы побежали прочь от дома, в лес. Он манил зеленой листвой, покачивал ветвями, шептал обещания, что там не будет никого, кроме нас. И мы знали, что природа не врет.
