Один из охранников грыз яблоко и ухмыляясь смотрел на мониторы.
– Ты смотри, наша ненасытная сегодня в ударе.
Второй затянулся сигаретой и присвистнул.
– У Тигра, я слыхал, там такое орудие…
– Ты гляди, как дергается… как будто.
– Бл*дь! Твою ж маааать! Это кровь?
– Где?
– Там!
…По светлому полу растекалась темно-бордовая лужица, а женщина обмякла и рухнула вниз. Из колонки донесся адский хохот. Заключенный смеялся окровавленным ртом и смотрел в глазок камеры.
***
Чуть позже избитый до полусмерти Хан валялся в карцере, уткнувшись отекшим лицом в пол, с трудом выдыхая от адской боли в ребрах, и вспоминал, как орала и вопила Красногубая Сука, когда поняла, что он убил ее лучшую клиентку-извращенку и денежный мешок. Интересно, как она теперь выкрутится из того дерьма, в которое он ее окунул? Это стоило каждого удара плетью по спине, на которой не осталось живого места.
Сквозь марево боли и тумана до него доносились чьи-то голоса.
– Ты же хотел, чтобы он для нас дрался. Он мог бы принести нам миллионы! Тебе миллионы!
– Я хочу, чтоб он сдох! Сейчас сдох! Сегодня же! Ты заигралась, слышишь? Ты должна его убрать! Это перешло все границы! Я приехал сюда, потому что ты зашла слишком далеко. И он не станет для тебя драться. Его надо уничтожить!
– Станет! Я его сломаю, и он станет драться. У меня миллионы способов поставить его на колени. Ты не представляешь, сколько золота он нам принесет.
Нет, он принесет им смерть… пусть только дадут встать на ноги, и он придумает, как выбраться отсюда или как убить красногубую тварь.
8. Глава 7
Птица с шипом терновника в груди повинуется непреложному закону природы; она сама не ведает, что за сила заставляет её кинуться на остриё и умереть с песней...
В тот миг, когда шип пронзает её сердце, она не думает о близкой смерти, она просто поёт, поёт до тех пор, пока не иссякнет голос и не оборвётся дыхание...
Но мы, когда бросаемся грудью на тернии, - мы знаем, мы понимаем,
и всё равно - грудью на тернии...
Так будет всегда...
(с) Поющие в терновнике
– Ехать в степь – не самая лучшая идея, госпожа.
Я бросила взгляд на Дарива, а затем на Тургэна, который курил длинную трубку и поглаживал пальцами один ус, который телепался ниже его подбородка, скрытого узкой жиденькой бородкой.
– Он прав – женщинам там не место.
– Я не женщина.
И с яростью посмотрела на Дарива. Меня бесило, что он не поддерживает, а пытается ограничить, пытается задержать и помешать.
– Не воспринимай меня, как женщину. Я хочу, чтоб ты воспринимал меня, как человека без пола.
– Здесь ваш пол еще более важен, чем дома. Для всех вы – женщина, которая не должна кататься по степи и ходить по злачным, гнилым местам.
Я пренебрежительно повела плечами.
– Ты точно знаешь, где это место? Где нашли этих людей?
– Никто не знает точно. А тот, кто знает, либо мертв, либо молчит.
Я достала золотой слиток и положила перед мужчиной.
– А если вот так?
– А если вот так, – потрогал золото и даже укусил его боковыми зубами, так как одного переднего у него не было. – если вот так, то самим вам его никогда не найти. Из уважения к Скорпиону я дам вам провожатого. Вас отведут туда, где нашли трупы. Это все, что я могу.
– Вот и отлично.
Когда мы вышли из старой лавки на улицу, Дарив схватил меня за руку.
– Это безумие чистой воды. Это риск, это…это просто дикость – тащиться в степь и искать там неизвестно что.
