– Как вы себя ведете! Уберите руку с окна! Уберите руку! Я друзей позову!
Она свела оконные рамы и больно прищемила Кошкину пальцы. Он ойкнул и сорвался с подоконника. Окно захлопнулось, стукнула форточка, звякнула задвижка, и где-то в темноте зацокали, удаляясь, каблуки.
Кошкин сунул пальцы в рот и торопливо отбежал к кустам.
Возле большой двухэтажной дачи стояло несколько машин. Свет из открытых окон освещал широкую площадку перед домом, на которую выходили, прощаясь с хозяевами, гости. Следовали последние поцелуи, рукопожатия и усталый смех. Гости разбредались в ожидании конца церемонии, зевали и сонно переговаривались друг с другом. Импозантная пара, обнявшись, подошла к машине. Мужчина сел за руль и включил фары.
Женщина пронзительно завизжала. Все обернулись.
Выхваченный из темноты внезапным светом, у дерева застыл голый Кошкин. Он был в столбняке, как животное, захваченное врасплох.
Первой пришла в себя хозяйка дома.
– Голый! – тонко выкрикнула она.
Кошкин дернулся, как под током. И ринулся в кусты.
– Голый! Голый! – преследовало его.
Поднялся гвалт, залаяли собаки, взревел мотор. Поселок просыпался, зажигались окна. Кошкин петлял по улице, как заяц, пока не выскочил к какому-то дому, и здесь в последней надежде стал барабанить в дверь.
Вспыхнул свет, и за столом веранды появилась пожилая женщина. Застегивая халат, испуганно всмотрелась.
– Кто? Кто там?
– Я, я, – взмолился Кошкин. – Откройте! Помогите! Мне бы одежду! Какую-нибудь, старую, грязную, помогите!
За спиной женщины появился мужчина.
– Кто это? Что вам нужно?
– Одежду! – причитал Кошкин – Какую-нибудь! Прошу вас!
– Нет никакой одежды, – решительно сказал мужчина. – Уходите. Слышите? Отойдите от двери.
– Позови соседей, – нарочито громко сказала женщина.
– Дайте одежду! – Кошкин сгоряча дернул за ручку. – Я же совсем голый! Дайте одежду!
– Он дверь ломает! – закричала женщина и исчезла.
С другой стороны дома раздавались голоса, смешивались с собачьим лаем и с шумом мотора.
– К нам опять голый лезет! – истерично закричала женщина.
Свет фар заметался по дому. Кошкин не выдержал и бросился бежать.
Остановился он в зарослях, довольно далеко от поселка, отдышался и прислушался. В поселке началась паника. Во всех окнах горел свет. Безумно лаяли собаки.
Кошкин в ужасе торопливо уходил в лес.
– Боже мой, Боже мой, Боже мой, – стонал он.
Тут ему показалось, что собачий лай в поселке усилился и даже вроде бы стал приближаться.
Кошкин затравленно оглянулся и припустил без оглядки.
Только в глухой лесной чаще Кошкин наконец остановился и, теряя последние силы, со стоном опустился на землю. Он дрожал, задыхался и отчаянно страдал. Племя не принимало его, не пускало в свои пещеры, к своему костру. Он был обречен на гибель. Кошкин прислонился к стволу и замер.
Высоко над деревьями стояла большая желтая луна и освещала Кошкина зловещим, тревожным светом. Ровно шумел лес. Кричали ночные птицы. Хлопали крылья. Все вокруг шуршало.
Кошкин сидел напряженно, с остановившимися, широко открытыми глазами.
Хрустнул сучок. Мелькнула тень. Сверкнули зрачки. Из глубин Кошкина стал подниматься животный стон. Ужас объял его. Он вскочил и, круша всё на своем пути, бросился в чащу.
Его били ветви, хлестали кусты, он натыкался на деревья, падал, поднимался снова и бежал, бежал, бежал, пока его ноги вдруг не заскользили вниз, и, потеряв опору, Кошкин полетел в овраг.
