– Спасибо.
Алексей Петрович заворочался рядом на сиденье, поправил одеяло, которым был накрыт Семен, и спросил:
– Тебе лучше?
– Знобит, – сказал Семен и нашел глазами Алексея Петровича. – Ты извини, но я не смогу никуда пойти. Совсем не тот я стал. Давай лучше завтра…
– Конечно, конечно, – сказал Алексей Петрович, – завтра воскресенье, завтра и пойдем.
Он открыл большими ножницами банку икры и ласково спросил:
– Икры хочешь?
– Нет, не хочу, – сказал Семен. – Спасибо. – И благодарно закрыл глаза.
Алексей Петрович осторожно вылез из машины, прикрыл дверцу и, опершись о багажник, стал есть икру с больших ножниц.
Вечерело. Над парком зажигались фонари.
Вечером прошел дождь, и на улицах не осталось ни одной собаки. Небо висело темное и мрачное, не предвещая ничего хорошего. Бледно желтели в тумане редкие фонари. Было тихо и мокро, как в колодце. Но вот раздались осторожные, неуверенные шаги. Мелькнула светлая рубашка. Остановилась, вглядываясь в едва освещенное окно, и подошла к дому.
Сквозь неплотно задернутые шторы пробивался тусклый свет. Была видна часть комнаты. Алексей Петрович (больше некому) издал сдавленный возглас и отпрянул в сторону. В это время по стене комнаты мелькнула чья-то тень, и свет погас.
Дрожа от сырости и от волнения, Алексей Петрович отошел от окна и некоторое время разглядывал старый каменный дом. Потом хотел его обойти, но влез в лужу и, ругаясь, запрыгал на одной ноге. Это его охладило и, вылив из ботинка воду, он еще постоял немного, замерз окончательно и вскоре ушел туда, откуда пришел.
Утром к этому дому подъехала машина.
– Здесь, – сказал Алексей Петрович. Его голос звучал твердо.
Семен остановил машину. Выглядел он усталым и замученным, от былой уверенности не осталось и следа.
– Ты думаешь, мы справимся?..
– Справимся, – сказал Алексей Петрович. – Идем.
Они вышли из машины и медленно направились к дому. Семен заметил играющую под забором девочку и остановился.
– Подожди, пожалуйста, – попросил он Алексея Петровича и позвал:
– Девочка, а девочка… Пойди сюда.
Девочка несмело подошла.
Семен достал из кармана рисунок Алексея Петровича и предъявил как ультиматум.
– Ты знаешь такую тетю?
– Да, – сказала девочка. – Это Баба-яга.
– Иди, девочка, иди, – сказал Алексей Петрович, – занимайся своими делами. – Он забрал у Семена свой рисунок и спрятал его в карман. – Хватит этой самодеятельности у меня за спиной. Теперь я решаю, что нам делать. По-моему, это тебе ясно?
Семен печально кивнул.
Они подошли к дому, и Алексей Петрович спросил:
– Ты готов?
– Готов, – ответил Семен.
– Если бы это не случилось, – внезапно вспомнил Алексей Петрович, – нас бы уже расписали в загсе.
Сказав это, он решительно нажал кнопку звонка. Звонок прозвенел и замолк. Наступила тревожная пауза.
– Кто там? – спросили из-за двери.
– Телеграмма, – глухим голосом сказал Алексей Петрович.
Щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге стояла миловидная женщина лет тридцати пяти, в фартуке, обсыпанном мукой, и с большим кухонным ножом в руке. Никто из них не мог подумать, что события будут разворачиваться столь быстротечно.
После легкого замешательства Алексей Петрович поступил так, как и должен был поступить человек, вынужденный к самообороне.
Он выбил оружие у нее из рук и, предупреждая готовый вырваться крик, зажал ей рот рукой.
Семену осталось только с ужасом смотреть, как Алексей Петрович борется в прихожей с беспомощно сопротивляющейся женщиной.
