Как ни странно, назавтра никто новичка сильно не «дрючил». Состояние «молодого» было явно подавленным. Даже раздавленным. Он ничего не хотел делать, а если и делал, то на лице была гримаса опустошённости и отречённости одновременно, какое бывает только у наркоманов.
Мы выяснили, что он из Владивостока и что его мама, водившая дружбу с «сильными» людьми во Владивостоке, заколебалась смотреть на «выкрутасы» сынка и сама отправила его в армию, но от любви – поближе к дому. Фамилия у паренька была «закачаешься» – Бедоносов!
После таких новостей приуныл даже инструктор Старобуков:
– Ох и хлебнём мы с ним!
Так и случилось. Когда в учебном полку был организован полевой выход, на одном из привалов мы недосчитались этого «вояки». Тут же была создана тревожная группа с задачей прочесать окрестности. Ещё бы, автомат с магазинами находился при нём!
Камешков был белее снега, не приказывал, а цедил каждое слово сквозь зубы (такое происшествие и на его заставе!). Появись Бедоносов сейчас перед ним, он возможно бы его повесил за причинное место на первом же суку. К счастью, искали «беглеца» недолго, хоть отправленные на прочёсывание местности и к станции Поморская-1 наряды вернулись ни с чем. Горе-вояку обнаружили в самой части, он сидел в водосточной бетонной трубе, плача и не понимая, что делать дальше. До чего же доводит мальчиков материнская любовь!
И поехал парнишка на остров Русский
Бегали «трёшки» и «километры» мы часто. Ещё чаще выходили на стрельбища. Всё же пограничные войска находятся в постоянной боевой готовности и от меткости твоей стрельбы зависят миллионы жизней Родины.
Стреляли мы неплохо, а вот в «атаки» бегали с трудом. Это в фильмах всё просто – поднялся, побежал с патриотическим порывом, стреляя по врагам. Р-раз и победа!
Когда на полевом выходе Камешков скомандовал: «Застава, в атаку, вперёд!», – я подскочил с автоматом именно с такими мыслями. Ну, буквально первые три метра. Потом съехала каска на глаза, несмотря на туго затянутый ремень, подсумок с магазинами сместился по нему на причинное место и размашисто долбал меня туда отяжелённый весом патронов. Атака наша шла по направлению на противоположную сопку. И чтоб добраться до её вершины необходимо было преодолеть ложбину шириной примерно метров двести.
Кабы эти двести метров были покрыты асфальтом или притоптаны ногами, мы одержали бы тогда безусловную, сокрушительную победу! А тогда наше дружное «Ура!» захлебнулось на первой десятке метров от тяжелейшего дыхания. Воздух, пропитанный морской солёной водой, уже булькал у нас в лёгких.
Враг был коварен, он сбивал нас с ног травой в человеческий рост, невидимыми огромными кочками. Мы падали, поднимались, поправляли амуницию, чертыхались, стреляя холостыми из автоматов. И это всё происходило при ясной погоде, при отсутствии свиста пуль, колючей проволоки заграждения, миномётных и артиллерийских разрывов, пулемётных очередей из огневых точек! (Как наши деды победили в далёкой страшной войне, ума не приложу!)
Худющий Шарофей, на котором болталась вся амуниция, со съехавшей набекрень каской, поднимал своего дружбана – плотненького Саню Чернова, упавшего пластом за кочкой:
– Черныш, ты чего там увидел, лягуху? Она по нам «газанула» хоть? – подкалывал он товарища.
Камешков смотрел наши «мудовые рыдания», сравнивая свой боевой опыт и эту пантомиму «застава во время атаки». Он выдохнул, понимая, что даже если будет гонять нас до «синевы», мы не сможем «атаковать» как там, на войне.
