Казалось, этот пост – самый простой. Стой себе в тепле, глазей, да отдавай честь. Но это было только верхушкой айсберга. Стоять практически постоянно по стойке «смирно» по четыре часа – суровое испытание. Да ещё ответственность за знамя. Ты должен быть на постоянном взводе. А ночью – не уснуть! Ведь с тумбочки сходить нельзя, разговаривать кроме как с разводящим, который приведёт твою смену, запрещено. Ни твой командир заставы, ни командир учебного отряда, ни сам Господь Бог не имеет право разломать опечатанный плексигласовый саркофаг и вытащить оттуда знамя. Только и исключительно разводящий или начальник караула в присутствии тебя может дать разрешение, соблюдая процедуру по уставу.
Тем страннее было поведение «малька» Пустовалова, заступившего на должность помощника дежурного по отряду и находившегося в «дежурке» штаба. Сам офицер – дежурный вышел для проверки ночного несения караула. В штабе остались только мы с Пустым.
– Ну что, Лёва, спать-то небось хочется? – прошелестел «малёк», подойдя ко мне из «дежурки».
Я в ответ молчал, думая, что он мне сочувствует. Однако это было не так.
– Да, спишь ты, я вижу! – Пустой всё не унимался.
«Вот, – думаю, – дурак, итак тяжело, хреново! Глаза закрываются, сейчас главное – не упасть с тумбочки!»
– Ну, что, знамя-то у тебя не украдут? А я могу! Смотри! – сержант потянул свои руки к саркофагу.
Я скинул с плеча автомат с пристёгнутым к стволу штык-ножом и махнул перед ухмыляющейся рожей Пустого.
Дебильная ухмылка сразу исчезла с его лица.
– Ты что, дурак? – обиженно пролепетал он, понимая всю серьёзность моих действий.
– Отойти от знамени, убью! – угрожающе произнёс я.
– Во, дурак, на заставе «задрочу» тебя! – зло ответил «малёк».
Я промолчал, памятуя об уставе. Когда разводящий, наш взводный Киндык, спрашивал о происшествиях на посту, я ему ничего не сказал, мне показалось, что тот будет смеяться. Они водили дружбу с Пустым. А может вместе хотели проверить, взять на слабо? Думаю, на свои действия они получили достойный ответ. В армии шутки с караулом чреваты!
Самое неудобное было сутки находится в парадной форме одежды («парадке»). После несения службы мы возвращались в караульное помещение на отдых, чтобы потом опять заступить на боевой пост. Вместо удобного «камка» спать в «недышащей» полусинтетике было некомфортно. Да ещё напрягало то, что «кича» (камера для заключённых под стражу провинившихся солдат) была в том же помещении. Наверное, заключённый и охранник в тюрьме чувствуют себя так же. Что тот сидит, что другой. Знал бы я, что в армии мне предстоит ещё побывать по ту сторону решётки.
Лето было не очень жарким, вечерами с залива Петра Великого нагоняло морской сырости, по утрам стояли прохладные туманы. Мы бегали, занимались, проходили боевую подготовку. Оттачивали своё огневое мастерство на стрельбище. Нас «окуривали» в палатках хлорпикриновыми шашками (слезоточивый газ), проверяя насколько быстро мы оденем противогаз после команды: «Газы!»
Иногда, шутки ради, а может и для проверки бдительности «мальки» кидали такие шашки и при маршбросках. Вот тут было тяжеловато. С полной боевой нагрузкой, да в противогазе, в горочку, «ай-вэй»!
Бегал, к слову, я тоже фигово, правда незадолго до призыва сам стал «наматывать» кроссы по разворотным автобусным кругам у дома в Москве. А если бы я не бегал? Ох-ох-ох. Но и тут мне доставалось, точнее нашим парням. Выработку командного духа никто не отменял и звучала команды: «Застава, кругом-бегом марш». И вся наша братия забегала назад за отстающего. Кто-то брал мой автомат, мне же давали снятый поясной ремень, и Славка Оглобов тянул «жертву» в эту растриклятую сопку под недовольное бурчание Сварного.
